Выскользнул чек с надписью «БЕСПЛАТНО». Я взглянул на себя в
зеркало и чуть не фыркнул, как тюлень, от того, что там увидел.
— Потрясающая стрижка, Кэл, — сказал я.
— Убирайся вон!
Идя к выходу, я поднял руку и коснулся того места, где
обычно висела фотография Скотта Джоплина, исполняющего веселую музыку пальцами,
похожими на две грозди крупных черных бананов. Если Кэл и заметил мой жест, он
виду не подал. Выходя, я поскользнулся на старых волосах.
* * *
Я шел и шел, пока не оказался в сиянии солнца у
спрятавшегося в высокой траве бунгало Крамли.
Остановился у входа.
Видно, Крамли почувствовал, что я пришел. Он распахнул дверь
и сказал:
— Опять вы за свое?
— Да я сюда и не приближался! Я не из тех, кто пугает
людей в три часа ночи, — ответил я.
Крамли поглядел на свою левую руку и, вытянув ее, показал
мне.
На ладони лежал маленький комочек маслянистых зеленых
водорослей с вмятинами от его пальцев.
Я протянул свою руку и разжал кулак — с таким видом
открывают козырного туза.
На моей ладони лежал точно такой же комочек, только
подсохший и ломкий.
Крамли перевел взгляд с наших рук на мое лицо, осмотрел лоб,
щеки, подбородок, поглядел в глаза и глубоко вздохнул.
— Ну и личико у вас! Абрикосовый пирог, хэллоуинские
тыквы, помидоры в огороде, последние летние персики — все вспомнишь, когда на
вас поглядишь! Истинный сын санта-клаусовской Калифорнии. Могу ли я, глядя на
такое лицо, объявить вас виновным?
Он опустил руку и отступил в сторону.
— Вы любите пиво?
— Не очень, — признался я.
— Предпочитаете, чтобы я приготовил вам шоколадный
напиток?
— А можете?
— Нет, черт возьми. Будете пить пиво и извольте его
полюбить. Входите! — Крамли, качая головой, пошел в дом.
Я последовал за ним, закрыл дверь, чувствуя себя как
студент, приехавший навестить школьного учителя.
Крамли стоял в гостиной у окна и щурился на сухую грязную
тропинку, по которой я только что шел.
— Подумать только! В три часа ночи, — пробормотал
он. — В три! Прямо там. Под окном. Я услышал, что кто-то всхлипывает. Как
вам это понравится? Кто-то плачет! Меня прямо пот прошиб. Словно привидение
рыдает. Черт знает что! Дайте-ка я еще раз взгляну на ваше лицо.
Я подставил ему свою физиономию.
— Боже, — удивился он, — вы всегда так легко
краснеете?
— Ничего не могу поделать.
— Господи, да если бы вы вырезали чуть ли не целую
индийскую деревню, все равно смотрелись бы этаким невинным Кроликом Питером
[63]
. Чем вы питаетесь?
— Плитками шоколада. А в холодильнике, когда могу себе
позволить, держу шесть сортов мороженого.
— Наверняка покупаете все это вместо хлеба. Я хотел
возразить, но он поймал бы меня на лжи.
— Ну, в ногах правды нету. Какое пиво вы ненавидите
больше всего? У меня есть «Будвайзер» — вполне отвратительный. Есть другой
«Будвайзер» — просто ужасный. И есть «Буд» — хуже некуда. Выбирайте! Впрочем,
нет. Позвольте мне. — Крамли не торопясь отправился на кухню и вернулся с
двумя банками. — Еще можно захватить немного солнца. Пошли отсюда. И повел
меня в сад за домом.
* * *
Оказавшись в саду, я не мог поверить своим глазам.
— Да что тут такого? — Крамли вывел меня через
заднюю дверь в сверкающее зеленое благоухание тысяч растений — плющей,
папирусов, кактусов. Над ними порхали райские птицы. Крамли сиял. — Здесь
у меня шесть дюжин разных эпифиллюмов, у забора — кукуруза из Айовы, там —
слива, это — абрикос, а вон апельсиновое дерево. Хотите знать, для чего мне
это?
— Каждому надо иметь два или три занятия, — не
задумываясь ответил я. — Одного дела так же мало, как одной жизни. Я бы
хотел дюжину жизней и дюжину работ.
— Бьете точно в цель! Врач должен копать канавы.
Землекоп раз в неделю дежурить в детском саду. Философы дважды в десять дней
мыть грязную и жирную посуду. Математики пусть руководят занятиями в школьных
гимнастических залах. Поэты для разнообразия пусть водят грузовики. А
полицейские детективы…
— …должны разводить собственные райские сады, —
тихо закончил я.
— Господи, — засмеялся Крамли, потряс головой и
поглядел на комочек зеленых водорослей, который все еще держал в руке. —
Несносный вы всезнайка! Думаете, озадачили меня? А вот сюрприз! — Он
нагнулся и повернул какой-то кран. — Внимайте, как говорили когда-то.
Тс-с!
Фонтанчики воды, словно мягкий дождик, забили среди ярких
цветов, и весь Рай зашелестел, зашептал: «Тише. Успокойся. Оставь заботы.
Остановись. Живи вечно».
Мне показалось, что у меня расслабились мышцы, как будто
кости уменьшились в размерах. Со спины словно черная шкура свалилась.
Крамли склонил голову набок, всматриваясь мне в лицо.
— Ну как?
Я пожал плечами:
— Вы видите столько гадости изо дня в день, вам без
этого нельзя.
— Беда в том, что парни из участка ни к чему такому и
стремиться не станут. Печально, правда? Всю жизнь трубить просто копом, и
ничего больше? Да, ей-богу, я бы удавился! Знаете, жаль, что нельзя собрать всю
грязь, с которой приходится возиться каждую неделю, притащить ее сюда и
использовать как удобрение. Я бы такие розы развел!
— Или венерины мухоловки.
Крамли подумал и кивнул:
— Заслужили пиво.
Он двинулся в кухню, а я стоял, любовался джунглями,
впитывающими дождик, и глубоко вдыхал прохладный воздух, но из-за насморка
запахов не чувствовал.
— Надо же, сколько лет проходил мимо, — сказал
я, — и все гадал, кто же это живет в таком огромном рукотворном лесу. А
теперь, когда встретился с вами, понял, что жить здесь должны именно вы.
Крамли пришлось сдержать себя, он не упал на пол от такого
комплимента и не стал корчиться от радости. Взяв себя в руки, он открыл две
банки и впрямь ужасного пива, и одну из них я заставил себя пригубить.
— Ну не делайте такую физиономию, — взмолился
Крамли. — Вы что, на самом деле предпочитаете шоколадный напиток?
