Джимми молча кивнул, а когда поднял голову, Дэйв увидел, что его влажные, светящиеся глаза полны сострадания, может быть даже и любви.
— Так это и была твоя мечта? — шепотом спросил Джимми.
— Да, это была мечта, — ответил Дэйв и почувствовал холод, вдруг разлившийся сначала по животу, а потом — и по всему телу. Сперва Дэйв подумал, что это, наверное, от голода и пустоты в желудке, содержимое которого несколько минут назад оказалось в Таинственной реке. Но это был другой холод, такого холода он еще никогда в жизни не ощущал. Леденящий холод. Такой холод, что он обжигал.
Нет, это был не холод, это был жар. Это был огонь, который сейчас распространялся по всему телу, поражая одну за другой все составляющие его части: конечности, грудь, легкие, мозг…
Боковым зрением он видел, как Вэл Сэвадж, подпрыгнул на месте, и в тот же миг в его ушах раздался его пронзительный вопль:
— Ага! Вот об этом-то я и твердил!
Дэйв посмотрел в лицо Джимми. Его губы двигались то слишком быстро, то слишком медленно, когда он говорил:
— Мы зароем здесь наши грехи, Дэйв. И мы дочиста отмоемся от них.
Дэйв сел на землю. Он смотрел, как кровь вытекает из его тела и струится по брюкам. Кровь текла и текла из него, и, когда он положил руки на живот, то ощутил под пальцами широкий длинный разрез.
— Ты обманул, — сказал он.
Джимми склонился к нему.
— Что?
— Ты обманул.
— Да ты посмотри, этот придурок еще чего-то бубнит? — завопил Вэл. — Он еще не угомонился.
— Я не слепой, Вэл, и глаза мои пока на месте.
Дэйв вдруг почувствовал, что на него находит прозрение, он понял, что самое страшное, страшнее чего и быть не может, с ним уже произошло. Наступила апатия и безразличие. Чувства куда-то улетучились, мозг свербила одинокая мысль: я умираю.
Мне не выбраться отсюда. Я не могу ни договориться с ними, ни сбежать. Я не могу уговорить их отпустить меня, я не могу спрятаться за свои тайны. Мне уже не вызвать их симпатии, чтобы добиться отсрочки того, что они задумали. А кто может проявить ко мне симпатию? Всем все равно. Всем наплевать. Всем, кроме меня самого. Лишь я дергаюсь. Я переживаю. А что толку? Мне в одиночку не пройти этот тоннель. Пожалуйста, не загоняйте меня туда. Пожалуйста, разбудите меня. Я хочу, чтобы меня разбудили. Я хочу чувствовать, что вы рядом. Селеста, я хочу ощутить на своем теле тепло твоих рук… Я не готов…
Он, собрав силы, поднял глаза и увидел, как Вэл что-то сунул Джимми в руку, а Джимми приложил это что-то ко лбу Дэйва. Что-то холодное. Какой-то холодный кружок, который приятно холодил и хоть слабо, но облегчал жжение, охватившее все тело.
— Постой. Нет. Нет, Джимми! Я же знаю, что у тебя в руке. Я вижу твой палец на курке. Не надо, не надо, не надо. Посмотри на меня. Ну, смотри же. Не делай этого. Пожалуйста. Если ты отвезешь меня в больницу, со мной все будет в порядке. Они вытащат меня. О… Господи… Джимми… не делай этого… придержи свой палец… не делай этого… я врал… я врал… пожалуйста… я не готов к тому… чтобы пуля оказалась у меня в мозгу… никто к этому не готов… никто… не делай этого… пожалуйста…
Джимми опустил пистолет.
— Спасибо, — сказал Дэйв. — Спасибо, спасибо.
Дэйв лег спиной на землю и увидел лучи света, горящие вдоль моста, прорезающие черноту ночи, образующие колышущееся световое марево над мостом. Спасибо тебе, Джимми. Вот теперь я стану хорошим человеком. Ты научил меня кое-чему. Да, научил. И я скажу тебе, чему именно ты меня научил, как только смогу справиться с дыханием. Я буду примерным отцом. Обещаю. Клянусь…
— Все, порядок, — сказал Вэл. — Дело сделано.
Джимми стоял и смотрел на тело Дэйва, на глубокий разрез на животе, оставленный его ножом, на пулевое отверстие во лбу. Он обтер свои башмаки о штанины брюк, одернул пиджак. Затем стащил с себя свитер и брюки цвета хаки, которые были забрызганы кровью Дэйва. Он снял и нейлоновую куртку от костюма для бега, которая тоже была на нем, и бросил на кучу одежды позади тела Дэйва. Он слышал, как Вэл грузил шлаковые блоки и цепь в лодку Хью. Через некоторое время Вэл принес огромный зеленый мешок для мусора. Под костюмом для бега у Джимми была надета футболка и джинсы; Вэл вынул из принесенного мешка пару башмаков и перекинул их Джимми. Джимми влез в башмаки, проверил, не просочилась ли кровь на футболку и джинсы. Нет, ни на футболке, ни на джинсах крови не было. Даже и на костюме для бега пятна крови были лишь кое-где.
Он опустился на колени рядом с Вэлом и затолкал свою одежду в мешок. Затем, с ножом и пистолетом, подошел к краю мостков, к которым была пришвартована лодка, и бросил их один за другим на середину Таинственной реки. Он мог бы положить их в мешок вместе со своей одеждой и телом Дэйва, чтобы потом сбросить из лодки, но почему-то ему захотелось избавиться от них сейчас, хотелось получить удовольствие от того, как оружие, запущенное сильным махом руки, вертясь, описывает дугу в воздухе, мягко шлепается в воду и опускается на дно.
Он встал на колени у самой кромки воды. То, что Дэйв исторг из своего желудка, давно уже было унесено течением, и Джимми опустил руки в воду, жирную и грязную, какой она была всегда, и принялся смывать с рук кровь Дэйва. Иногда, если ему снилось, как голова Просто Рея откинулась назад и уставилась на него невидящими глазами, Джимми тоже мыл окровавленные руки в Таинственной реке.
Просто Рей всегда говорил одно и то же:
— Не пытайся обогнать поезд.
Джимми, смущаясь, отвечал:
— Так никто и не пытается, Рей.
Просто Рей, перед тем как утонуть, улыбался:
— А ведь ты-то пытаешься.
Тринадцать лет прошло с того времени, как он стал видеть этот сон, тринадцать лет прошло с тех пор, как голова Рея скрылась под водой, а Джимми все еще так и не понял, что, черт возьми, он имел в виду, говоря это.
27
Кого ты любишь?
Брендан, придя домой, не застал мать — она отправилась в приходской клуб поиграть в бинго. На столе в кухне лежала записка: «Цыпленок в холодильнике. Рада, что у тебя все в ажуре. Больше так не делай».
Брендан заглянул в их с Реем комнату, Рея тоже не было дома. Тогда он, принеся из кухни стул, поставил его перед кладовкой. Он влез на стул который тут же накренился влево: болт, крепивший переднюю левую ножку, был давно потерян. Взглянув на панель подвесного потолка, он сразу же заметил следы пальцев на ее пыльной поверхности, и буквально в то же мгновение перед его глазами закружился рой черных мошек. Правой рукой он слегка надавил на панель; она легко подалась кверху. Он опустил руку, обтер ладонь о брюки и несколько раз глубоко вдохнул.
Для каждого из нас существуют вопросы, ответы на которые знать ему нежелательно. Брендан никогда, даже когда вырос, не жаждал встречи с отцом, поскольку не хотел смотреть в его глаза и видеть, что тому практически ничего не стоило бросить сына. Он никогда не спрашивал Кейти о ее прежних приятелях, поскольку не хотел рисовать в своем воображении Кейти, лежащую в объятиях кого-то другого и целующую его так, как она целовала Брендана.
