— Ну и что из этого следует?
— А то и следует, что это расследование будем вести и мы, и они. Мы должны известить их, что собираемся осмотреть машину Дженны. Мы запросим у них ее номер и оставим несчастного Джорджа в покое. Незачем ему взламывать компьютеры Бюро.
— А что будет, если они найдут то, что наши клиенты поручили искать нам, раньше нас?
— Тогда, закончив следствие, они передадут его нам.
— Вот так и передадут?
— Вот так и передадут.
— А что, если там окажется компромат? А что, если в интересах наших клиентов не впутывать в это дело полицию? Как тогда пойдет наш бизнес? Если бы Малкерн захотел подключить к поиску «документов» полицию, сделать это ему ничего бы не стоило. А он нанял нас. А ведь мы не органы правозащиты, Энджи, мы частные детективы.
— Это совершенно очевидно, мистер Холмс, но…
— Что «но»? Да что с тобой, Энджи? В первый раз, что ли?
— Вот что, Юз. Я считаю, что тебе следует честно и откровенно переговорить с нашими заказчиками и объяснить, почему ты действуешь именно так, а не иначе.
— Энджи, а почему я действую именно так, а не иначе?
— А потому, что ты не хочешь впутывать в это дело полицию. И не потому, что боишься, что она что-то сделает. А потому, что боишься, что она чего-то не сделает. Ты боишься, что дело примет дурной оборот, о чем предупреждала Дженна. Достаточно одного звонка из Капитолия, и все, что мы ищем и, может быть, найдем, исчезнет.
Я сжимал и разжимал мячик.
— Так, значит, ты считаешь, что все, что я делаю, идет вразрез с интересами наших клиентов?
— Наконец-то до тебя дошло. Конечно же, так и считаю. А что, если в этих «документах» окажется компромат на Полсона или Малкерна, на что намекала Дженна? Что ты тогда будешь делать? А?
— Там видно будет.
— Ни хрена там не будет видно. Станем мы смотреть, как же. Мы нашли Дженну в Уикхэме. После этого потребовалось не более получаса, чтобы завершить нашу работу. Так нет же, ты возомнил себя социальным работником. Но ведь мы с тобой частные детективы. Что, забыл? А не моралисты. Нас наняли, чтобы мы искали то, что нужно людям, которые нас наняли, и наша задача — найти то, что надо найти. И если они хотят прикрыть дело, спрятать концы, подкупить полицию — прекрасно. Потому что это нас не касается. Мы делаем свое дело, и нам за это платят. И если…
— Да подожди ты!
— …ты будешь вести себя по-иному, если вместо того, чтобы заниматься частным сыском, ты объявишь нечто вроде личного крестового похода, чтобы, разделавшись с Малкерном, отомстить своему отцу, можешь послать прощальный поцелуй и нашему бизнесу, и мне.
Я придвинулся поближе; мое лицо оказалось в полуметре от ее лица.
— Моему отцу? А он-то здесь при чем?
— При том. Он — это Малкерн, он — это Полсон, он — любой политик, который одной рукой похлопывает тебя по плечу, а другой — всаживает тебе нож в спину. Он…
— Не надо о моем отце, Энджи. Он умер.
— Да, умер! — закричала она. — Умер. И мне очень не хочется тебе это говорить, но рак легких покончил с ним раньше, чем такая возможность представилась тебе.
Я перегнулся через стол и стал еще ближе к Энджи.
— Да ты никак психоаналитик, Энджи?
Лицо горело, пульс бился как бешеный, кончики пальцев щипало.
— Нет. Никакой я не психоаналитик, Патрик. А почему ты не уходишь из сыска?
Я сидел совершенно неподвижно. Я немного поостыл и пристально посмотрел ей в глаза — они и вправду метали молнии.
— Нет, Энджи, — сказал я. — Это ты уйдешь из сыска вместе со своим дипломом психолога. Жалей моего отца где-нибудь еще. А я не стану анализировать твои отношения с «мужем года», который так славно с тобой обращается.
Зазвонил телефон.
Никто из нас даже не шелохнулся. Никто даже не взглянул на него. Никто не сменил гнев на милость, никто не собирался отступать от своего.
Еще два звонка.
— Патрик.
— Что? — процедил я сквозь зубы.
Еще один звонок.
— Это, должно быть, Джордж.
Я немного отошел, — по крайней мере, челюсти уже не сводило. Я повернулся и взял трубку:
— Патрик Кензи слушает.
— Привет, Патрик. Это Джордж.
— Джорджи! — воскликнул я, заставив свои голосовые связки изобразить восторг.
— У тебя есть ручка?
— А ты видал когда-нибудь детектива без ручки?
— Ха-ха! Тогда записывай: Дженна Анджелайн. Автомобиль «Шевроле-Малибу», голубого цвета. Модель семьдесят девятого года. Номер водительских прав — DRW четыре — семьдесят девять. Согласно постановлению от третьего июня на машине установлен блокиратор.
Где-то внизу живота зрело радостное чувство, по жилочкам забегала кровь, и сердце весело забилось.
— Так, говоришь, блокиратор ей поставили?
— Да, — ответил Джордж. — Блокиратор Денвера. Похоже, мадам не очень любила платить штрафы за парковку в неположенном месте.
Блокиратор Денвера. Этакий желтый башмак, намертво схватывающий колесо. Голубой «Малибу». Припаркован у дома Дженны. Когда я нагрянул туда, на капоте автомобиля сидели Джером и его друзья. В ближайшее время он никуда больше не поедет.
— Джордж, ты гений. Век за тебя буду молиться.
— Что, действительно чем-то помог?
— Помог… Не то слово.
— Послушай, как насчет того, чтобы как-нибудь посидеть вместе и выпить пивка?
Я взглянул на Энджи. Она сидела, нагнувшись, словно рассматривая что-то у себя на коленях. Волосы скрывали лицо, и глаз не было видно, но чувствовалось, что она не успокоилась, и это ощущалось физически — исходящий от нее гнев висел в комнате, точно густое облако отработанных выхлопных газов.
— С удовольствием, Джордж. Позвони мне на той неделе, ладно? Есть тут у меня дельце, но за недельку, думаю, управлюсь. — Управлюсь, если меня не убьют.
— Значит, договорились, — сказал Джордж. — Смотри не забудь.
— Всего хорошего, Джордж.
Я повесил трубку и посмотрел на коллегу. Она грызла ручку, и глаза уже не метали молнии. Она заговорила, и голос ее звучал ровно, как и всегда:
— Я была не права.
— А может, и права. Может, я просто еще не созрел до того, чтобы проникнуть в этот уголок подсознания.
— Скорее всего, никогда и не созреешь.
— Не исключено, — согласился я. — А как насчет тебя?
— И человека, которого ты со свойственной тебе учтивостью величаешь «Фил-дерьмо»?
— Ну да.
