Ладно, Джей… Нет проблем. С удовольствием.
33
— Поднимайся! Едем!
Я отдернул штору, и ослепительно-жесткий солнечный свет, хлынув в комнату, затопил кровать. Тем временем, пока я занимался шторой, Энджи ухитрилась отстраниться от света, перевернувшись с боку на бок. Она сбросила с ног одеяло, и задницу ее прикрывал лишь ничтожный треугольник белой простыни; глаза Энджи, когда она взглянула на меня, были заспанными, спутанные лохмы на голове напоминали густую поросль черного мха.
— Ты прямо как Ромео рано поутру, разве не так? — сказала она.
— Давай поднимайся, — сказал я. — Нам пора…
Схватив свою дорожную сумку, я стал запихивать в нее одежду.
— Ну-ка, ну-ка, погадаем, — сказала она. — Деньги на комоде, все было чудесно, не зашиби меня дверью, когда будешь уходить!
Опустившись на колени, я поцеловал ее.
— Весьма похоже. Вставай. У нас нет времени.
Она поднялась, тоже встав на колени, а одеяло упало, когда ее руки обвили мои плечи. Ее тело, теплое и мягкое, ринулось ко мне.
— Мы в первый раз за семнадцать лет спим с тобой, и ты будишь меня подобным образом?
— Как это ни грустно, да.
— Тогда пусть это будет по какому-нибудь хорошему поводу.
— Повод более чем хороший. Давай поднимайся. Я все тебе расскажу по дороге в аэропорт.
— В аэропорт…
— В аэропорт.
— В аэропорт, — зевнув, повторила она и, выбравшись из кровати, поплелась в ванну.
* * *
Лиственная зелень, белые кораллы, бледная синева и ржавые оттенки желтого — все это ухнуло вниз, превращаясь в квадратные лоскутки, а потом, набрав высоту, мы поднялись в облака и взяли курс на север.
— Прокрути-ка мне это еще разок, — сказала Энджи, — ту часть, где действует эта полуголая.
— На ней были бикини, — заметил я.
— Ну да, в темной комнате. С тобой наедине, — сказала она.
— Да.
— А что ты при этом чувствовал?
— Беспокойство, — признался я.
— Уф, — сказала она. — Неверно! До чего же неверный ответ!
— Погоди, — сказал я, уже зная, что подписал себе смертный приговор.
— Мы шесть часов занимались любовью, и после этого тебя возбуждает какая-то шлюшка в бикини? — Она подалась вперед в самолетном кресле и, повернувшись в мою сторону, взглянула на меня.
— Я не сказал «возбуждает», я сказал, что чувствовал беспокойство.
— Один черт. — Она улыбнулась и покачала головой. — Все вы, мальчишки, одинаковы.
— Верно, — отозвался я. — Мы и есть мальчишки. Неужели не понятно?
— Непонятно, — сказала она. Подняв кулак к подбородку, она оперлась на него. — Пожалуйста, растолкуй.
— Ладно. Дезире — настоящая сирена. Она затягивает мужчин в свои сети. Она обладает особой аурой. И аура эта — полуневинность-получувственность.
— Аура.
— Ну да. Мальчишки от таких аур без ума.
— Спасибо за науку, профессор.
— Как только рядом с ней оказывается парень, она как выключателем щелкает — включает эту свою ауру. А может, она и вообще ее не выключает никогда, не знаю. Как бы там ни было, действует это сильно. И стоит парню увидеть это лицо, это тело, услышать этот голос, ощутить этот запах — и он пропал.
— Каждый?
— Почти каждый. Готов побиться об заклад.
— И ты тоже?
— Нет, — сказал я. — Я — нет.
— Почему?
— Потому что я люблю тебя.
От этих слов она оторопела. Улыбка слиняла с ее лица, ставшего белее мела, рот полуоткрылся, будто она внезапно позабыла человеческую речь.
— Что ты только что сказал? — наконец выдавила она из себя.
— Ты меня слышала.
— Да, но…
Она повернулась в кресле и секунду смотрела прямо перед собой. Потом она обратилась к темнокожей женщине средних лет, сидевшей рядом с ней и с самой нашей посадки в самолет прислушивавшейся к нашему разговору, чего она даже не скрывала.
— Я слышала, слышала, голубушка, — отозвалась женщина. Она вязала что-то маленькое и мохнатое на спицах, острых, как рапиры. — Ясно слышала. Собственными ушами. Про всю эту муру насчет ауры не мне судить. А вот насчет остального, так мне это знакомо. И спасибо: сыта по горло.
— Bay, — удивилась Энджи. — Так и вы с этим сталкивались?
— Еще бы, — сказала женщина. — И не такой уж он красавец. Нет, он, конечно, ничего себе, можно сказать, на крепкую троечку, но по мне, не то чтобы очень, голову не потеряешь.
Энджи повернулась ко мне:
— Слышишь, «не то чтобы очень»!
— Ну продолжайте же, — сказала мне женщина. — Расскажите поподробнее о том, как эта б… варила вам кофе.
— Во всяком случае… — Я обращался к одной Энджи.
Она подмигнула мне, прикрыв рот тыльной стороной ладони.
— Да-да, давай рассказывай ближе к делу, — подначила она.
— Если бы, знаешь ли, я не был…
— Влюблен, — подсказала женщина.
Я бросил на нее злобный взгляд.
— …в тебя, Эндж, то я тоже был бы теперь пропащим человеком. Это настоящая гадюка. Она выбирает себе жертву — а жертвой может стать почти любой мужчина, — и заставляет его делать все, что ей заблагорассудится, исполнять любое ее желание.
— Вот бы мне с ней познакомиться, — сказала женщина, — и посмотреть одним глазком, сможет ли она заставить моего Лероя подстричь газон.
— Одного я не понимаю, — сказала Энджи. — Неужели мужчины такие идиоты?
— Да.
— Это он прав, — сказала женщина и углубилась в свое вязанье.
— Мужчины и женщины устроены по-разному, — сказал я. — По крайней мере, большинство из них. Особенно в том, что касается реакции на противоположный пол. — Я взял ее руку в свои. — Из сотни мужчин на улице, мимо которых пройдет Дезире, половина, если не больше, день за днем станут мечтать о ней. Они не скажут себе просто: «Хорошенькая мордашка, славная попка, прелестная улыбка», что-нибудь в таком роде, нет! Они до боли возжелают ее. Захотят моментально обладать ею и во что бы то ни стало слиться с ней, дышать ее воздухом…
— Дышать ее воздухом? — переспросила Энджи.
— Да. Мужчины совершенно по-другому реагируют на красивых женщин, чем женщины — на красивых мужчин.
— Значит, Дезире, опять-таки, это…
— Пламя, а мы — мошкара.
— Нет, ты молодец, — сказала женщина, наклонившись ко мне. Минуя Энджи, она глядела теперь прямо на меня. — Если б мой Лерой так лихо умел зубы заговаривать, то я скандалила бы куда как меньше все эти двадцать лет.
