– Все равно. Хочешь, разнюхаем, что это за «Пигирон Клаб», о котором говорил Морелли? Тебе понравится Стадси Берк. Когда-то он был «медвежатником». Стадси уверяет, будто однажды вскрыл сейф Хейгерстаунской тюрьмы, куда его посадили на тридцать дней за дурное поведение.
– Пошли, – сказала она.
Мы спустились вниз по Сорок девятой улице и после того, как расспросили двух водителей такси, мальчишек, торгующих газетами, и одного полицейского, нашли нужное заведение. Швейцар сказал, будто знать не знает никаких Берков, но обещал пойти посмотреть. Ко входу вышел Стадси.
– Как поживаешь, Ник? – спросил он. – Заходите.
Стадси представлял собою крепко сложенного мужчину, уже слегка пополневшего, но ничуть не обрюзгшего. Ему наверняка было не меньше пятидесяти, однако выглядел он лет на десять моложе. Под жиденькой прической неопределенного цвета находилось широкое, рябое, некрасивое, но обаятельное лицо; даже залысины не в состоянии были создать видимость хотя бы относительно высокого лба. Говорил Стадси глубоким раскатистым басом.
Я пожал ему руку и представил его Норе.
– Надо же, жена, – сказал он. – Подумать только. Клянусь Богом, ты будешь пить шампанское, в противном случае тебе придется со мной драться.
Я сказал, что драться нам не придется, и мы вошли.
Заведение Стадси имело уютно запущенный вид. Время наплыва посетителей еще не пришло: в баре сидело только три человека. Мы уселись за столик в углу, и Стадси подробно проинструктировал официанта, какую именно бутылку вина принести. Затем, он внимательно осмотрел меня и кивнул.
– Женитьба пошла тебе на пользу. – Он почесал подбородок. – Давненько я тебя не видел.
– Давненько, – согласился я.
– Это он отправил меня за решетку, – сказал Стадси Норе.
Нора сочувствующе поохала.
– Он был хорошим сыщиком?
Стадси наморщил свой низкий лоб.
– Говорят, хорошим, но я не знаю. Меня-то он поймал случайно: в тот раз я ударил с правой.
– Зачем ты натравил на меня этого дикаря Морелли? – спросил я.
– Ты же знаешь итальянцев, – сказал Стадси, – они такие истеричные. Я не думал, что он выкинет подобный номер. Он нервничал из-за того, что легавые пытались пришить ему убийство этой девки Джулии, а тут мы читаем в газете, будто ты каким-то боком замешан в дело, ну, я и говорю ему: «Ник – это парень, который, может быть, и не продаст родную мать, а тебе вроде как хочется с кем-нибудь потолковать», вот он и решил потолковать с тобой. А что бы ты на моем месте сделал: состроил ему козью морду?
– Морелли позволил, чтобы его засекли, когда он пробирался в гостиницу, а потом возложил всю вину на меня. Как он меня нашел?
– У него есть друзья, к тому же ты ведь не прятался, верно?
– Я был в городе всего неделю, а в газетах ни слова не написали о том, где я остановился.
– Правда? – заинтересованно спросил Стадси. – А где ты был все это время?
– Теперь я живу в Сан-Франциско. Как он меня нашел?
– Классный город. Я уже несколько лет там не бывал, но город просто классный. Не могу тебе сказать, Ник. Спроси его. Это его дело.
– Не считая того, что послал его ко мне ты.
– В общем, да, – сказал он, – не считая того, конечно; однако, видишь ли, тем самым я делал тебе рекламу. – Стадси произнес это совершенно серьезно.
– Молодчина, – сказал я.
– Откуда мне было знать, что ему такое стукнет в голову? и потом он ведь не сильно тебя ранил, правильно?
– Может, и не сильно, но пользы мне это совсем не принесло, и я... – Мне пришлось прервать фразу, так как подошел официант с шампанским. Мы попробовали и сказали, что шампанское великолепно, хотя оно было очень плохим. – Думаешь, он убил секретаршу? – спросил я.
Стадси уверенно покачал головой из стороны в сторону.
– Абсолютно исключено.
– Этого парня не так уж трудно уговорить нажать на спусковой крючок, – сказал я.
– Я знаю – эти иностранцы такие истеричные – однако, в тот день он все время был здесь.
– Все время?
– Все. Готов подтвердить это под присягой. Ребята с девочками веселились наверху, и я точно знаю, что он весь день не вылезал оттуда и уж тем более не выходил из клуба. Кроме шуток, он запросто может это доказать.
– Отчего же тогда он нервничал?
– А я знаю? Я и сам все время задаю себе тот же вопрос. Но ты ведь знаешь этих иностранцев.
– Еще бы, – сказал я. – Они такие истеричные. Как ты думаешь, не мог ли он послать одного из своих дружков проведать Джулию?
– Думаю, ты составил о парне неверное представление, – сказал Стадси. – Я знавал эту девку. Время от времени она наведывалась сюда. Они просто развлекались вместе. Он не настолько сходил по секретарше с ума, чтобы разделаться с ней подобным образом. Точно тебе говорю.
– Она тоже «сидела на игле»?
– Не знаю. Несколько раз я видел, как она принимала наркотики, но, может, она делала это ради приличия: так, кольнется разок с ним за компанию...
– А с кем еще она развлекалась?
– Ни с кем, насколько мне известно, – с безразличием ответил Стадси. – Есть тут одна крыса по имени Нанхейм, который приходил сюда и волочился за ней, но, насколько я разумею, он так ничего и не добился.
– Так вот, значит, откуда Морелли узнал мой адрес.
– Не говори глупостей. Если бы Морелли и обратил на него внимание, то лишь для того, чтобы врезать ему как следует. А с какой стати ему было сообщать полиции о том, что Морелли знал эту девку? Он что – твой приятель?
Я поразмыслил и сказал:
– Я его не знаю. Ходят слухи, что время от времени он шестерит для полиции.
– М-м-м. Спасибо.
– Спасибо за что? Я ничего не сказал.
– Справедливо. А теперь скажи-ка мне: с чего весь этот сыр-бор поднялся, а? Ведь ее убил Уайнант, разве не так?
– Многие так думают, – сказал я, – однако, можешь поставить два против одного, что это сделал не он.
Стадси покачал головой.
– Это – твой хлеб, и я не собираюсь здесь с тобой тягаться. – Лицо Берка просветлело. – Но, между прочим, я с удовольствием сделаю кое-что другое, и мы, если хочешь, заключим пари на деньги. Знаешь, в тот раз, когда ты скрутил меня, я действительно ударил с правой, и мне всегда было любопытно, удастся ли тебе это повторить. Как-нибудь, когда ты поправишься, я бы с удовольствием...
Я рассмеялся и сказал:
– Нет-нет, я не в форме.
– Я и сам растолстел, как боров, – настаивал он.
– К тому же, мне еще и повезло: ты потерял равновесие, а я твердо стоял на ногах.
