– Вторая дверь на... Криса действительно арестуют?
– Это зависит, – сказал я, – от объяснений, которые он даст полиции. Ему придется говорить весьма откровенно, чтобы выкрутиться.
– О, он сможет... – Она оборвала фразу, подозрительно посмотрела на меня и спросила: – Ты не водишь меня за нос? Он действительно тот самый Розуотер?
– Полиция в этом вполне уверена.
– Но полицейский, который был сегодня здесь, не задал ни единого вопроса о Крисе, – возразила она. – Он лишь спросил, знаю ли я...
– Тогда они еще небыли уверены, – объяснил я. – Это было всегда лишь предположение.
– А сейчас они уверены?
Я кивнул.
– Как они узнали?
– От одной его знакомой, – сказал я.
– От кого именно? – Глаза Мими слегка потемнели, однако голосом она вполне владела.
– Что-то не припомню ее имя, – солгал я, но затем вновь вернулся на стезю правды. – От той, которая подтвердила его алиби в день убийства.
– Алиби? – возмущенно спросила она. – Ты хочешь сказать, что полиция поверит на слово такой женщине?
– Какой женщине?
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Не знаю. Ты с ней знакома?
– Нет, – сказала она так, словно я ее оскорбил. Мими прищурила глаза и понизила голос почти до шепота. – Ник, ты думаешь, это он убил Джулию?
– С чего бы он стал это делать?
– Предположим, он женился на мне, чтобы отомстить Клайду, – сказала она, – и. – ... Знаешь, а ведь он настаивал на том, что мы должны приехать сюда и попытаться вытянуть из Клайда деньги. Может, предложение исходило и от меня – не помню – но он настаивал. А потом, скажем, он случайно столкнулся с Джулией. Она, конечно же, была с ним знакома, так как они работали на Клайда в одно и то же время. И в тот день он знал о моем намерении навестить Джулию и боялся, что если я ее разозлю, она может выдать его, и... Такое ведь могло случиться?
– В этом нет ни капли здравого смысла. Помимо всего прочего, в тот день вы с Крисом вышли из дома вместе. Он не успел бы...
– Но мое такси ехало ужасно медленно, – сказала она, – и потом, я ведь могла где-нибудь по пути остановиться... Кажется, я останавливалась. Кажется, я останавливалась у аптеки, чтобы купить аспирин. – Она энергично кивнула. – Я точно помню, что останавливалась.
– И он знал, что ты остановишься, ибо ранее ты ему об этом сообщила, – предположил я. – Нельзя продолжать в том же духе, Мими. Убийство – вещь серьезная. В подобных делах людей не ставят под удар только потому, что они сыграли с тобой шутку.
– Шутку? – сверкнув на меня глазами, спросила она. – Ах этот... – Она принялась награждать Йорген-сена обычными в таких случаях непристойными, грязными и оскорбительными эпитетами; голос ее при этом становился все громче и громче, и вот, наконец, она уже кричала прямо мне в лицо.
Когда Мими остановилась, чтобы перевести дыхание, я сказал:
– Ругаешься ты, конечно, здорово, но...
– У него даже хватило наглости намекнуть, будто Джулию могла убить я, – сказала она. – Он побоялся прямо спросить, однако постоянно намекал на это, пока я совершенно определенно не заявила, что... ну, в общем, что я этого не делала.
– Ты ведь совсем не то собиралась сказать. Что же это ты совершенно определенно ему заявила?
Она топнула ногой.
– Не перебивай меня!
– Ладно, черт с тобой. Я приехал сюда не по собственному желанию, – сказал я и направился за шляпой и пальто.
Она побежала за мной и поймала меня за руку.
– О, Ник, прости, пожалуйста. Это все мой мерзкий характер. Не понимаю, что на меня...
Вошел Гилберт и сказал:
– Я немного пройдусь с вами.
Глядя на него, Мими нахмурилась.
– Ты подслушивал.
– Как мог я не подслушивать, если ты так кричала? – спросил он. – Ты не дашь мне немного денег?
– К тому же, мы не окончили наш разговор, – сказала она.
Я посмотрел на часы.
– Уже поздно, Мими. Мне нужно бежать.
– Может, приедешь после того, как закончишь все дела?
– Если не будет слишком поздно. Не жди меня.
– Я всегда здесь, – сказала она. – Неважно, который будет час.
Я сказал, что постараюсь. Она дала Гилберту немного денег, и мы с ним спустились вниз.
XIX
– Я подслушивал, – сказал Гилберт, когда мы вышли из здания. – Мне кажется, что если ты занимаешься изучением людей, и у тебя есть шанс, то не подслушивать – глупо, поскольку в твое отсутствие люди всегда ведут себя совершенно иначе, чем при тебе. Конечно, им не нравится, когда они узнают об этом, однако... – Он улыбнулся. – Вряд ли животным и птицам нравится, когда за ними шпионят натуралисты.
– И много тебе удалось подслушать? – спросил я.
– О, вполне достаточно – по-моему, я не пропустил ничего существенного.
– И что ты об этом думаешь?
Он поджал губы, наморщил лоб и рассудительно произнес:
– Трудно сказать. Мама иногда успешно утаивает факты, но у нее плохо получается выдумывать их. Забавно – вы, наверное, обратили на это внимание – тот, кто больше всего лжет, делает это почти всегда наиболее неуклюже, и его легче обвести вокруг пальца, чем всех остальных. Логично предположить, что они-то уж точно будут настороже и распознают любую ложь, однако как раз им можно внушить практически все. Наверное, вы обратили на это внимание, не так ли?
– Да.
Он сказал:
– Вот что я хотел вам сообщить: вчера вечером Крис не явился домой. Потому-то мама и расстроена больше обычного; а когда сегодня утром я забрал почту, то обнаружил там, адресованное ему письмо, в котором, как мне показалось, могло быть что-нибудь любопытное, и я аккуратно вскрыл его. – Он достал из кармана письмо и протянул мне. – Лучше прочитайте его сейчас, а на случай, если Крис вернется, хотя, по-моему, он вряд ли уже вернется, опять его запечатаю и положу в завтрашнюю почту.
– Почему ты так думаешь? – спросил я, взяв письмо.
– Ну, он ведь и правда Розуотер...
– Ты говорил с ним об этом?
– У меня не было возможности. С тех пор, как вы сообщили мне об этом, я его не видел.
Я посмотрел на письмо, которое держал в руке. На конверте стоял почтовый штемпель: Бостон, Массачусетс, двадцать седьмое декабря 1932 года, а адрес был надписан женским почерком, в котором было что-то детское: «Мистеру Кристиану Йоргенсену, гостиница „Кортлэнд“, Нью-Йорк».
– Что надоумило тебя вскрыть его? – спросил я, вынимая письмо из конверта.
