– Моя дочь влюблена в тебя.
– Ерунда!
– Она влюблена и страшно ревнует. У нее просто судороги начинаются, когда я приближаюсь к тебе на расстояние десяти футов. – Мими говорила так, словно думала о чем-то другом.
– Ерунда. Может, у нее и осталось легкое похмелье от того состояния опьянения мною, в котором она находилась, когда ей было двенадцать, но никак не более.
Мими покачала головой.
– Ты не прав, ну да ладно. – Она вновь села рядом со мной на кровать. – Ты должен помочь мне выкрутиться из этой истории. Я...
– Ну конечно же, – сказал я. – Ты ведь маленький хрупкий цветок, нуждающийся в защите сильного мужчины.
– А, ты об этом? – Она махнула рукой в сторону двери, через которую несколько минут назад удалилась Дороти. – Неужели ты хочешь сказать... Но ты ведь отнюдь не впервые такое слышишь... Да и видишь тоже, если уж на то пошло. Не стоит беспокоиться о подобных пустяках. – Она улыбнулась той же полуулыбкой – темные, задумчивые глаза, слегка растянутые губы. – Если тебе нравится Дороти, можешь делать, что хочешь, только не надо разводить по этому поводу сантиментов. Однако, хватит об этом. Конечно же, я вовсе не хрупкий цветок. Ты никогда так не думал.
– Не думал, – согласился я.
– Ну вот, – как бы ставя точку, сказала она.
– Что – «ну вот»?
– Перестань кокетничать, – сказала она. – Ты знаешь, что я имею в виду. Ты так же прекрасно понимаешь меня, как я понимаю тебя.
– Почти так же, однако кокетничать начала ты, когда...
– Я знаю. Это была игра. Теперь я не играю. Йоргенсен выставил меня дурой, Ник, полной дурой, а теперь у него неприятности, и он ждет, что я ему помогу. Я помогу ему. – Она положила руку мне на колено, и ее острые ногти впились в мою ногу. – Полиция мне не верит. Как мне заставить их поверить в то, что он лжет, и что я не знаю об убийстве ничего кроме того, о чем уже рассказала?
– Вероятно, у тебя ничего не выйдет, – медленно проговорил я, – особенно если учесть, что Йоргенсен всего лишь повторяет то, о чем ты рассказала мне несколько часов назад.
Она задержала дыхание и опять впилась в меня ногтями.
– Ты сообщил им об этом?
– Пока нет. – Я снял ее руку со своего колена.
Она облегченно вздохнула.
– И, разумеется, теперь уже не сообщишь, верно?
– Почему не сообщу?
– Потому что это неправда. И он, и я солгали. Я вовсе ничего не находила в квартире Джулии.
Я сказал:
– Мы вернулись к тому же, на чем остановились совсем недавно, и я верю тебе так же мало, как верил тогда. А как насчет новых условий, к которым мы пришли? Насчет того, что ты понимаешь меня, я понимаю тебя, никакого кокетства, никакой игры, никаких шуточек?
Она беззаботно похлопала меня по руке.
– Ну ладно. Я действительно нашла кое-что – ничего особенного, просто кое-что – и не собираюсь показывать это полиции, чтобы помочь Йоргенсену. Ты ведь понимаешь мое состояние. Ник. Ты бы чувствовал себя также...
– Может быть, – сказал я, – но в создавшейся ситуации у меня нет причин действовать с тобой заодно. Твой Крис мне не враг. Я ничего не выигрываю, помогая тебе бросить на него тень.
Она вздохнула.
– Я много думала об этом. Полагаю, те деньги, которые я могла бы тебе дать, вряд ли тебя сильно заинтересуют, – она криво улыбнулась, – равно как и мое прекрасное белое тело. Но неужели тебе не хочется спасти Клайда?
– Совсем необязательно.
Она рассмеялась.
– Не понимаю, что означают твои слова.
– Они могут означать и то, что, по моему мнению, он не нуждается в той, чтобы его спасали. У полиции не так много против него улик. Он ненормальный, он был в городе в день убийства Джулии, а она его обкрадывала. Этого недостаточно для того, чтобы арестовать Уайнанта.
Она опять рассмеялась.
– А если я внесу свою лепту?
– Не знаю. В чем она состоит? – спросил я и продолжил, не дожидаясь ответа, на который и не рассчитывал. – Как бы то ни было, ты валяешь дурака, Мими. Крис в твоих руках за двоеженство. Подай на него в суд за это. Не стоит...
Она мило улыбнулась и сказала:
– Но я хочу оставить это про запас на тот случай, если он...
– Если он открутится от обвинения в убийстве, да? Знаешь, ничего не выйдет, девушка. Тебе удастся продержать его в тюрьме дня три. К тому времени районный прокурор снимет с него показания, проверит их и придет к выводу, что Йоргенсен не убивал Джулию, и что ты пыталась выставить районного прокурора посмешищем, а когда ты предъявишь свои жалкие обвинения в двоеженстве, прокурор пошлет тебя ко всем чертям и откажется возбудить дело.
– Но он не может так поступить, Ник!
– Может и поступит, – заверил я ее, – а если ему удастся раскопать доказательства, что ты скрывала какие-то улики, он осложнит тебе жизнь настолько, насколько это будет возможно.
Она пожевала нижнюю губу и спросила:
– Ты честно говоришь?
– Я в точности излагаю тебе, что произойдет, если только районные прокуроры не изменили своих повадок с тех пор, как я имел с ними дело.
Она опять пожевала нижнюю губу.
– Я не хочу, чтобы он так просто отделался, – наконец сказала она, – и не хочу создавать никаких неприятностей себе. – Она взглянула на меня. – Если ты обманываешь меня, Ник...
– У тебя нет выбора кроме как верить мне или не верить.
Мими улыбнулась, коснулась ладонью моей щеки, поцеловала меня в губы и встала.
– Ну что ж, придется тебе поверить. – Она прошлась по комнате из конца в конец. Глаза ее сияли, казалось, она находится в состоянии радостного возбуждения.
– Я позову Гилда, – сказал я.
– Нет, погоди. Я предпочла бы сначала услышать твое мнение об этом.
– Хорошо, но только давай без всяких клоунских штучек.
– Ты боишься своей собственной тени, – сказала она, – ну да ладно, никаких штучек не будет.
Я сказал, что это было бы здорово, и спросил, не хочет ли она, наконец, показать мне, найденную в квартире Джулии улику.
– А то остальные совсем уже заждались.
Мими обошла кровать, приблизилась к стенному шкафу, открыла дверцу, отодвинула в сторону часть одежды и засунула руку в, лежавшее у задней стенки, белье.
– Забавно, – сказала она.
– Забавно? – Я встал. – Это же настоящая хохма. Гилд будет по полу кататься, когда узнает об этом. – Я направился к двери.
– Не будь таким противным, – сказала она. – Я уже нашла. – Она повернулась ко мне, держа в руке смятый носовой платок. Когда я подошел поближе, Мими развернула платок и показала мне примерно трехдюймовую цепочку от часов, один конец которой был сломан, а другой прикреплен к маленькому золотому ножику. Носовой платок был женский, и на нем виднелись коричневые пятна.
