Я вошел в спальню – в эту ночь я спал в гостиной – и подошел к телефону. Дороти крепко спала.
– Алло, – тихо проговорил я в трубку.
– Еще слишком рано для того, чтобы пообедать вместе, – сказал Маколэй, – но мне необходимо немедленно тебя увидеть. Я могу сейчас подъехать?
– Конечно. Приезжай, и мы позавтракаем вместе.
– Я уже завтракал. Ты завтракай один, а я буду минут через пятнадцать.
– Хорошо.
Дороти чуть приоткрыла глаза и сонным голосом пробормотала:
– Должно быть, уже поздно. – Она повернулась на другой бок и опять погрузилась в забытье.
Я ополоснул холодной водой лицо и руки, почистил зубы, причесался и вернулся в гостиную.
– Маколэй сейчас приедет, – сказал я Норе. – Он уже завтракал, но можешь заказать ему кофе. А я хочу куриную печенку.
– А я приглашена на ваш утренник, или же мне лучше...
– Конечно. Ты ведь никогда не видела Маколэя, да? Довольно неплохой парень. Однажды меня прикомандировали на несколько дней к его подразделению, стоявшему под Во, а после войны мы стали время от времени навещать друг друга. Пару раз он подбрасывал мне работу, включая и ту, с Уайнантом. Как насчет капельки спиртного, чтобы расправиться с меланхолией?
– Почему бы тебе сегодня не остаться трезвым?
– Мы приехали в Нью-Йорк вовсе не для того, чтобы ходить здесь трезвыми. Хочешь, пойдем сегодня вечером на хоккей?
– С удовольствием. – Она налила мне виски и отправилась заказывать завтрак.
Я посмотрел утренние газеты. В них были сообщения об убийстве Нанхейма и о том, что Йоргенсен задержан Бостонской полицией, однако гораздо больше места было отведено под новости, касающиеся дела, которое бульварная пресса окрестила «Войной между бандами Дьявольской кухни», а также ареста «Принца» Майка Фергюсона и показаний «Джефси», замешанного в похищении Линдберга.
Маколэй и посыльный, приведший Асту, прибыли одновременно. Асте Маколэй нравился, поскольку, играя с собакой, он позволял ей наваливаться на себя всем телом, а она никогда не была сторонником слишком нежных игр.
Сегодня утром вокруг рта Маколэя были заметны морщины, а розоватый румянец на его щеках проступал не так явственно, как обычно.
– С чего это у полиции появились новые идеи? – спросил он. – Неужели они думают... – Он оборвал себя на полуслове, когда в комнату вошла Нора. Она уже оделась.
– Нора, позволь тебе представить Герберта Маколэя, – сказал я. – Моя жена.
Они пожали друг другу руки и Нора произнесла:
– Ник позволил мне заказать для вас только кофе. Может, я...
– Нет, спасибо, я только что позавтракал.
– Ну, что там насчет полиции? – спросил я.
Маколэй колебался.
– Нора знает практически все, что знаю я, – заверил я, – поэтому если речь не идет о чем-нибудь для тебя...
– Нет-нет, ничего подобного, – сказал он. – Просто... ну, в общем... это в интересах самой же миссис Чарльз. Я бы не хотел ее расстраивать.
– Тогда выкладывай. Ее расстраивают только те вещи, о которых она ничего не знает. Какие новые идеи появились у полиции?
– Сегодня утром ко мне заходил лейтенант Гилд, – сказал Маколэй. – Сначала он показал мне обрывок цепочки от часов с закрепленным на ней ножиком и спросил, видел ли я их раньше. Я видел: они принадлежали Уайнанту. Я сказал ему, что, по-моему, видел: по-моему, они очень похожи на цепочку и ножик, которые были у Уайнанта. Тогда он спросил, знаю ли я, каким образом они могли попасть к кому-нибудь другому, и после того как Гилд в течение некоторого времени ходил вокруг да около, до меня вдруг дошло, что под «кем-нибудь другим» он подразумевает тебя или Мими. Я ответил ему, что Уайнант мог дать их любому из вас, что вы могли украсть их или найти на улице, либо вам мог их дать кто-нибудь, кто украл их или нашел на улице, либо же вы могли получить их от кого-нибудь, кому их передал сам Уайнант. Существуют и другие способы, посредством которых вы могли бы их заполучить, сказал я Гилду, однако, он уже понял, что я издеваюсь над ним, и не позволил мне рассказать об этих способах.
У Норы на щеках выступили красные пятна, а глаза ее потемнели.
– Идиот! – сказала она.
– Ну, ну, – сказал я. – Вероятно, мне следовало предупредить тебя: подобные настроения появились у него уже вчера вечером. Похоже, моя старая приятельница Мими подбросила ему пару намеков. На что еще направил он свое недремлющее око?
– Он хотел знать о... В общем, он так спросил: «Как вы думаете, Чарльз и эта секретарша Вулф все еще продолжали всякие там шуры-муры? Или же это осталось в далеком прошлом?»
– Это уж точно Мимина подача, – сказал я. – И что ты ему ответил?
– Ответил, что не знаю, продолжали ли вы «все еще» свои шуры-муры, ибо впервые слышу, будто между вами вообще когда-либо были шуры-муры, и напомнил ему, что в любом случае ты давно не живешь в Нью-Йорке.
Нора спросила меня:
– А у вас были шуры-муры?
– Не пытайся выставить Мака лжецом, – сказал я. – И что он на это ответил?
– Ничего. Он спросил, знал ли, по моему мнению, Йоргенсен про тебя и Мими, а когда я в свою очередь спросил, что именно мог он знать про тебя и Мими, Гилд обвинил меня в том, что я разыгрываю невинность – цитирую его дословно – так что мы не очень далеко продвинулись. Он также интересовался, где и когда, с точностью до секунды и сантиметра, мы с тобой встречались.
– Прелестно, – сказал я. – У меня паршивое алиби.
Вошел официант и принес наш завтрак. Мы поговорили о том о сем, пока он не накрыл на стол и не удалился.
Затем Маколэй сказал:
– Тебе нечего бояться. Я собираюсь передать Уайнанта в руки полиции. – Он произнес эти слова нетвердым, сдавленным голосом.
Я спросил:
– Ты уверен, что Джулию убил он? Я, например, не уверен.
Маколэй просто сказал:
– Я знаю. – Он откашлялся. – Даже если существует один шанс из тысячи в том, что я ошибаюсь – а такого шанса существовать не может, – Уайнант все равно безумен, Чарльз. Он не должен оставаться на свободе.
– Возможно, ты и прав, – начал я, – и если ты знаешь...
– Я знаю, – повторил он. – Я видел его в тот день, когда он убил Джулию, должно быть, не более чем минут через тридцать после того, как он сделал это, хотя тогда еще я не знал о преступлении, вообще не знал, что она убита. Я... ну, в общем... теперь-то я знаю.
– Ты встретил его в конторе Херманна?
– Что?
– Предполагается, что в тот день примерно с трех до четырех ты находился в конторе человека по имени Херманн, расположенной на Пятьдесят седьмой улице. По крайней мере, так мне сообщили в полиции.