Я сказал, что, по моему мнению, ничего страшного не случилось, и расстегнул то, что осталось от моей пижамы. Пуля, выпущенная из пистолета Морелли, оставила на левой стороне моей груди борозду шириной дюйма в четыре. Из раны обильно струилась кровь, но сама рана была не очень глубокой.
Морелли сказал:
– Не повезло. На пару бы дюймов повыше – и все было бы совсем иначе, и при том гораздо лучше.
Полицейский, который восхищался Норой – это был крупный мужчина лет сорока восьми – пятидесяти, с волосами песочного цвета, одетый в серый, неважно сидящий на нем костюм, – наотмашь ударил Морелли по лицу.
Кейзер, управляющий гостиницы «Нормандия», сказал, что вызовет доктора и направился к телефону. Нора бросилась в ванную за салфетками.
Я наложил на рану салфетку и прилег на кровать.
– Со мной все в порядке. Давайте не будем суетиться до прихода врача. С чего это вы, ребята, решили к нам заглянуть?
Полицейский, ударивший Морелли, сказал:
– До нас дошли слухи, будто ваш номер стал чем-то вроде места встреч между членами семьи Уайнанта, его адвокатом и всеми остальными, вот мы и решили приглядеть за ним на случай, если вдруг здесь кто-нибудь появится, ну, а сегодня утром, когда Мак – то бишь, наш сыщик, который за этим местечком в тот момент вроде как приглядывал, – увидел, что сюда впорхнула вот эта пташка. Он нам позвонил, мы взяли с собой мистера Кейзера и пришли сюда – к счастью для вас.
– Точно, к счастью для меня – а то ведь, не дай бог, меня могли и не ранить.
Он подозрительно посмотрел мне в лицо. Глаза его были бледно-серыми и слезились.
– Эта пташка – ваш приятель?
– Впервые его вижу.
– Чего он от вас хотел?
– Хотел сказать мне, что не убивал Джулию Вулф.
– А вам до этого что за дело?
– Да нет у меня до этого никакого дела.
– А почему он думал, что вам есть до этого дело?
– Спросите его. Я не знаю.
– Я спросил вас.
– А я ответил.
– Тогда я задам вам еще один вопрос: вы собираетесь подавать заявление в том, что он в вас стрелял?
– Это еще один вопрос, на который я сейчас не могу ответить. Возможно, это был несчастный случай.
– О'кей, нам некуда спешить. Мне кажется, что придется задать вам гораздо больше вопросов, чем мы предполагали. – Он повернулся к одному из своих товарищей (всего их было четверо). – Надо обыскать эту конуру.
– Только после предъявления ордера, – сказал я ему.
– Это вы так думаете. Давай, Энди. – Они начали обыскивать номер.
Пришел доктор – страдающий от насморка бесцветный маленький человечек, – поцокал языком, уткнулся носом в мою рану, остановил кровотечение, наложил повязку и сказал, что если я полежу в постели пару дней, то все будет в порядке. Доктору никто не дал никаких объяснений. К Морелли полиция его не подпустила. Когда он уходил, лицо его было еще более бесцветным и озадаченным.
Большой полицейский с волосами песочного цвета вернулся в гостиную, держа одну руку за спиной. Он подождал, пока уйдет доктор, а затем спросил:
– У вас есть разрешение на хранение оружия?
– Нет.
– Тогда что вы делаете вот с этим? – Из-за спины он вытащил пистолет, который я отнял у Дороти Уайнант.
Я ничего не мог ему ответить.
– Вы слышали о законе Салливана? – спросил он.
– Да.
– Тогда вы знаете, в каком положении находитесь. Это ваш пистолет?
– Нет.
– Чей же?
– Я постараюсь вспомнить.
Он убрал пистолет в карман и сел на стул рядом с кроватью.
– Послушайте, мистер Чарльз. Наверное, мы оба неправильно себя ведем. Я не хочу быть грубым с вами и не думаю, что вам хочется грубить мне. Эта рана в груди вряд ли улучшает ваше самочувствие, поэтому я не буду вас больше беспокоить, пока вы немного не отдохнете. Тогда, вероятно, мы сможем потолковать нормально.
– Спасибо, – сказал я, и был действительно ему благодарен. – Давайте что-нибудь выпьем.
– Конечно, – сказала Нора и поднялась с края кровати.
Большой полицейский с волосами песочного цвета проводил ее взглядом, когда она выходила из комнаты. Он торжественно покачал головой; голос его также звучал торжественно:
– Видит бог, сэр, вы – счастливый человек. – Неожиданно он протянул руку. – Меня зовут Гилд, Джон Гилд.
– Мое имя вы знаете. – Мы пожали друг другу руки.
Нора вернулась с сифоном, бутылкой виски и стаканами на подносе. Она попыталась угостить и Морелли, однако Гилд остановил ее.
– Это очень любезно с вашей стороны, мисс Чарльз, но арестованным запрещается давать алкогольные напитки или наркотики, если только они не рекомендованы врачом. – Он посмотрел на меня. – Разве не так?
Я сказал, что так. Остальные выпили.
Наконец, Гилд поставил пустой стакан и поднялся.
– Мне придется забрать пистолет с собой, но вы об этом не беспокойтесь. У нас будет масса времени, чтобы поговорить, когда вы поправитесь. – Он взял Нору за руку и неуклюже поклонился. – Надеюсь, вас не обидело то, что я недавно сказал: я имел в виду...
Нора умеет очень мило улыбаться. Она одарила полицейского самой милой из своих улыбок.
– Обидело? Мне это польстило!
Она проводила полицейских и их пленника до двери. Кейзер ушел уже несколько минут назад.
– Он очень мил, – сказала она, вернувшись из прихожей. – Сильно болит?
– Нет.
– Это я во всем виновата, да?
– Чушь. Как насчет того, чтобы выпить еще капельку виски?
Она налила мне еще.
– Я бы на твоем месте сегодня много не пила.
– Я не буду, – пообещал я. – Пожалуй, я не отказался бы от рыбы на завтрак. И поскольку с заботами, похоже, на некоторое время покончено, ты могла бы попросить привести снизу нашего нерадивого сторожевого пса. А также сказать телефонистке, чтобы ни с кем не соединяла: возможно, будут звонить газетчики.
– Что ты собираешься сказать полиции по поводу пистолета Дороти? Ведь тебе придется им что-то сказать, верно?
– Пока не знаю.
– Скажи мне правду, Ник: я очень глупо себя вела?
– В самый раз, – я покачал головой.
– Ах, ты гадкий грек, – рассмеявшись, сказала она и направилась к телефону.
IX
Нора говорила:
– Ты просто выпендриваешься, вот и все. И ради чего? Я и так знаю, что пули от тебя отскакивают, совсем не нужно мне это доказывать.
