Я не стал возражать.
По тропинке он шел первым и сам остановился у того места, где был вырван куст, – об этой подробности я ему не говорил. Я молчал, пока он смотрел сверху на тело Коллинсона, обшаривал взглядом каменную стену, а потом ходил взад и вперед по тропинке, нагнувшись и сверля землю своими рыжеватыми глазами.
Он бродил так минут десять, если не больше, потом выпрямился и сказал:
– Тут ничего не найти. Давайте спустимся.
Я пошел было назад к расщелине, но он сказал, что есть дорога полегче, впереди. Он оказался прав. Мы спустились к Эрику.
Ролли перевел взгляд с трупа на край тропы высоко над нашими головами и пожаловался:
– Прямо не пойму, как он мог сюда упасть.
– Он не сюда упал. Я его вытащил из воды, – ответил я и показал место, где лежало тело.
– Это уже больше похоже, – решил он.
Я сел на камень и закурил, а он бродил вокруг и разглядывал, трогал камни, ворошил гальку и песок.
Но ничего, по-моему, не нашел.
14. Разбитый «крайслер»
Мы снова вскарабкались на тропинку и пошли в дом Коллинсона. Я показал Ролли испачканные полотенца, платок, платье и туфли; бумажку с остатками морфия: пистолет на полу, дырку в потолке, стреляные гильзы.
– Вот эта гильза под стулом лежит на старом месте, – сказал я, – а та, что в углу, лежала в прошлый раз рядом с пистолетом.
– Значит, после вас ее передвинули?
– Да.
– Кому это могло понадобиться? – возразил он.
– Понятия не имею, но ее передвинули.
Ролли потерял к ней интерес. Он смотрел на потолок:
– Два выстрела, а дырка одна. Непонятно. Может быть, другая пуля ушла в окно.
Он вернулся в спальню Габриэлы Коллинсон и стал осматривать черное бархатное платье. Подол был кое-где порван, но пулевых отверстий он не обнаружил. Он положил платье и взял с туалетного столика бумажку с остатками морфия.
– А это, по-вашему, откуда взялось? – спросил он.
– Она его принимает. Этому ее тоже научила мачеха, помимо прочего.
– Тц, тц, тц. Похоже, что она могла убить.
– Ну да?
– Похоже, знаете. Она ведь наркоманка? Они поссорились, он вас вызвал... – Ролли умолк, поджал губы, потом спросил: – По-вашему, когда его убили?
– Не знаю, может быть, вечером, когда он шел домой, не дождавшись меня.
– Вы всю ночь были в гостинице?
– От одиннадцати с чем-то до пяти утра. Конечно, за это время я мог потихоньку выбраться и прихлопнуть человека.
– Да нет, я не к тому, – сказал он. – А какая она из себя, эта миссис Коллинсон-Картер? Я ее не видел.
– Лет двадцати; метр шестьдесят три – метр шестьдесят пять; на вид худее, чем на самом деле; каштановые волосы, короткие и вьющиеся; большие глаза, иногда карие, иногда зеленые; белокожая; лба почти нет; маленький рот и мелкие зубы; острый подбородок; уши без мочек и кверху заостряются; месяца два болела – и выглядит соответственно.
– Такую найти будет нетрудно, – сказал он и начал рыться в ящиках, сундуках, стенных шкафах. Я сам порылся в них, когда был здесь первый раз, и тоже не нашел ничего интересного.
– Непохоже, что она собирала вещи в дорогу или много взяла с собой, – заключил он, вернувшись в спальню, где я сидел перед туалетным столиком. Толстым пальцем он показал на серебряный туалетный прибор с монограммой. – Что значит Г. Д. Л.?
– До замужества ее звали Габриэла. Что-то там Леггет.
– Ну да. Она, наверное, на машине уехала? А?
– У них здесь была машина? – спросил я.
– В город он или пешком приходил, или приезжал в открытом «крайслере». Она могла уехать только по восточной дороге. Пойдем в ту сторону, выясним.
Я подождал на дворе, а он несколько раз обошел вокруг дома, но ничего интересного не увидел. Машину, судя по всему, держали перед сараем; он показал мне следы:
– Уехала сегодня утром.
Я поверил ему на слово. По грунтовой дороге мы дошли до гравийной, а еще через полтора километра увидели серый дом, окруженный кирпичными службами. Человек с костлявыми плечами, щуплый и слегка прихрамывавший, смазывал за домом насос. Ролли назвал его Дебро.
– Да, Бен, – ответил он Ролли. – Она проехала здесь часов в семь утра, неслась как угорелая. Ехала одна.
– В чем она была? – спросил я.
– В бежевом пальто, но без шляпы.
Я спросил, что он знает о Картерах, – он был их ближайшим соседом. Дебро не знал о них ничего. Раза два он говорил с Картером, и тот показался ему вполне симпатичным парнем. Однажды они с супругой хотели навестить миссис Картер, но Картер сказал, что ей нездоровится и она легла. И сам Дебро, и его жена видели ее только издали, в машине или на прогулке.
– Вряд ли кто из здешних с ней встречался, – закончил он, – ну, конечно, кроме Мери Нуньес.
– Мери у них работает? – спросил помощник шерифа.
– Да. В чем дело, Бен? Там что-то случилось?
– Он ночью упал со скалы, а она уехала и никому ничего не сказала.
Дебро присвистнул.
Ролли пошел в дом, звонить шерифу. Я остался на дворе с Дебро в надежде вытянуть из него что-нибудь еще – на худой конец, его мнение. Но ничего, кроме удивленных восклицаний, не добился.
– Сейчас пойдем поговорим с Мери, – сказал помощник шерифа, вернувшись во двор; а потом, когда мы ушли от Дебро, пересекли дорогу и через поле направились к купе деревьев:
– Странно, что ее там не было.
– Кто она?
– Мексиканка. Они все там в низине живут. Муж ее, Педро Нуньес, отбывает пожизненное в Фолсоме за убийство бутлегера Данна – это было при ограблении, два-три года назад.
– Здесь убил?
– Ага. В бухточке под домом Тукера.
Мы прошли под деревьями и спустились по склону туда, где вдоль ручья выстроились пять хибар, формой, размером и суриковыми крышами напоминавших товарные вагоны, – каждая со своим огородиком. Перед одной, на пустом ящике из-под консервированных супов, нянча смуглого младенца, сидела с кукурузной трубкой в зубах расплывшаяся мексиканка в розовом клетчатом платье. Между домами играли оборванные, грязные дети, драные грязные дворняги помогали им шуметь. На одном огороде смуглый мужчина в некогда синем комбинезоне едва шевелил мотыгой.
Ручей мы перешли по камням; дети, перестав играть, наблюдали за нами. Навстречу нам с лаем бросились собаки и рычали, тявкали вокруг, пока кто-то из ребят их не прогнал. Мы остановились перед женщиной. Ролли улыбнулся младенцу и сказал:
