Джо Льюистон вытирал классную доску губкой. За время его работы в школе многое изменилось, в том числе зеленые классные доски заменили на новые, белые, где можно было стирать ластиком, но Джо настоял на сохранении прежней доски. Было нечто завораживающее в запахе мела, в том, как он постукивал по доске, в стирании написанного губкой. Все это связывало его с прошлым, напоминало о том, каким он некогда был и что делал.
Джо использовал большую губку. Она была слишком влажной, и вода стекала по доске. Он стал охотиться за этими струйками, размашисто водил губкой сверху вниз, пытался сосредоточиться на этом простом механическом действии.
Почти сработало.
Он называл эту комнату «Льюистонленд». Детям нравилось, но все же меньше, чем ему самому. Он отчаянно хотел отличаться от остальных: не просто стоять здесь и читать скучные лекции, вдалбливать детям необходимый материал, чтобы позже ученики забыли о нем, как о страшном сне. И Льюистон решил: пусть это будет их второй дом. Ученики вели дневники, сам он — тоже. Читал то, что написали дети, те имели право прочесть его записи. Он никогда не кричал на них. Если ученик совершал хороший, достойный похвалы поступок, — ставил галочку напротив его фамилии. Если же кто-то плохо себя вел, Льюистон эту галочку стирал. Вот так, все очень просто. Он не стремился выделять кого-то из учеников, не любил бранить их при всех и приводить в смущение.
Он видел, как прямо у него на глазах стареют другие учителя, как с каждым годом иссякает их энтузиазм. Кто угодно, только не он! На уроках истории он перевоплощался в героев древности. Он использовал приемы охоты хищных птиц падальщиков для решения запутанных математических задач. Делал первый ход, сделать следующий должен был класс. В этой комнате, в его «Льюистонленд», происходило столько хорошего, доброго, правильного…
И вот однажды, когда заболел гриппом и должен был остаться дома, он пришел в школу. Живот болел страшно, кондиционер сломался, в помещении стояла невыносимая духота, и он чувствовал себя просто ужасно, его бил озноб и…
Зачем он это сказал? Господи, ведь это гадко, говорить ребенку такое.
Льюистон включил компьютер. Руки дрожали. Напечатал название школьного сайта жены. Ввел новый пароль: ДжоЛюбитДолли.
С электронной почтой жены было все в порядке.
Долли не слишком разбиралась в компьютерах и Интернете. Так что Джо забрался в ее компьютер еще до этого и изменил пароль. Вот почему ее почта не «работала» нормально. Она вводила не то кодовое слово, и тексты не открывались.
Теперь же Джо Льюистон, сидя в спокойной домашней обстановке, просматривал все поступившие Долли сообщения. И от души надеялся не увидеть адреса отправителя того сообщения.
Однако увидел.
Он так сильно прикусил нижнюю губу, что едва не вскрикнул от боли. Времени в обрез, Долли непременно захочет знать, что не так с электронной почтой. Значит, в его распоряжении всего один день, не больше. Даже, пожалуй, меньше.
Тиа снова завезла Джил к Ясмин. Если Гай Новак был против или удивился, виду он не подал. Да и у Тиа не было времени пускаться в объяснения. Она торопилась в отдел ФБР, что по адресу Федерал-Плаза, 26. Эстер Кримштейн подъехала почти одновременно. Они встретились в приемной.
— Итак, сверим нашу театральную программку, — сказала Эстер. — Ты выступаешь в роли любимой жены. Я, обаятельный ветеран юриспруденции, выступаю в роли его адвоката.
— Поняла.
— И чтобы ни слова там не произносила. Предоставь мне свободу действий.
— Для этого я тебя и вызвала.
Эстер Кримштейн направилась к двери. Тиа последовала за ней. Эстер решительно распахнула дверь и вошла. Майк сидел за столом. Кроме него в комнате было еще двое мужчин. Один сидел в углу. Другой высился над Майком. Он резко выпрямился, как только вошли женщины:
— Привет. Я специальный агент Дэррил Лекру.
— Мне плевать, — отозвалась Эстер.
— Простите?
— Нет, не прощу. Мой клиент арестован?
— У нас есть основания полагать…
— Плевала я на твои основания. Ответ только «да» или «нет». Итак, повторяю: мой клиент под арестом?
— Мы надеялись, что это не…
— И снова плевать мне на это. — Эстер посмотрела на Майка. — Доктор Бай, прошу вас, вставайте, и мы немедленно уходим отсюда. Супруга проводит вас в вестибюль, там меня и подождете.
— Погодите секунду, мисс Кримштейн, — начал Лекру.
— Вы знаете мое имя?
Он пожал плечами.
— Да.
— Интересно, откуда?
— Видел вас по телевидению.
— Желаете автограф?
— Нет.
— Почему? Хотя не важно, все равно не дам. С моего клиента достаточно. Хотите арестовать его — арестуйте, на законных основаниях. А пока что он просто выйдет из этой комнаты, а мы с вами поболтаем. Если сочту необходимым, позову мистера Байя. Я четко выражаюсь?
Лекру покосился на Скотта.
— Правильный ответ: «Абсолютно ясно, мисс Кримштейн», — сказала Эстер и снова взглянула на Майка. — Идите.
Майк поднялся. Они с Тиа вышли. Дверь за ними затворилась.
— Где Джил? — сразу спросил Майк.
— У Новаков.
Он кивнул.
— Может, расскажешь, что тут было? — поинтересовалась Тиа.
Он рассказал ей все. О посещении клуба «Ягуар». О встрече с Розмари Макдевит. О том, как едва не ввязался в серьезную драку. О том, как появились федералы, забрали его, допрашивали. И о фарм-пати тоже поведал.
— Клуб «Ягуар», — задумчиво протянул Майк. — Помнишь обмен посланиями?
— От СиДжей8115, — кивнула Тиа.
— Именно. И это не инициалы, не имя и фамилия. Это означает «Клуб „Ягуар“».
[25]
— Ну а этот номер 8115?
— Не знаю. Возможно, эти инициалы используют многие.
— Так ты считаешь, все это она, Розмари?
— Да.
Тиа пыталась осмыслить услышанное.
— Определенный смысл тут есть. Спенсер Хилл украл таблетки из отцовской аптечки. С их помощью покончил с собой. Вероятно, он уже принимал участие в одной из этих вечеринок. Может, они устраивали вечеринку на той крыше.
— Ты считаешь, Адам тоже там был?
— Все вроде сходится. У них была фарм-пати. Ты смешиваешь эти таблетки, думаешь, что они безопасны…
Тут оба они умолкли.
— Так Спенсер действительно совершил самоубийство? — спросил Майк.
— Он посылал предсмертные записки.
