На вопрос медсестры Люси не ответила. Из глубины коридора послышался голос:
— Ребекка?
— Я должна бежать, — сказала медсестра, которую, как Люси вспомнила, звали Ребекка.
Оставшись в коридоре одна, Люси снова заглянула в комнату Айры. Отец сидел спиной к ней, уставившись в стену. Она задалась вопросом: что происходит в его голове? Чего он ей не говорил?
Что знал о той ночи?
Наконец Люси направилась к выходу. На регистрационной стойке ее попросили расписаться в журналах. У каждого пациента была в нем своя страница. Регистратор открыл страницу Айры, и Люси уже собралась не глядя поставить закорючку, как сделала по приходе в дом престарелых. Но не поставила.
Она увидела в журнале чужую фамилию.
На прошлой неделе к Айре приходил посетитель. Первый и единственный посторонний человек за все время его пребывания в этом доме. Люси нахмурилась, прочитала имя, фамилию. Видела их впервые.
Маноло Сантьяго. И кто, черт побери, это мог быть?
Глава 10
ПЕРВЫЙ СКЕЛЕТ
Получалось, что я не мог сразу поехать к Райе Сингх. Возникло более неотложное дело. Я вновь посмотрел на картотечную карточку. «Первый скелет». Намек: будут и другие.
Но давайте начнем с этого — моего отца.
Только один человек мог помочь мне, когда дело касалось моего отца. Я достал мобильник и нажал на кнопку с цифрой «6». По этому номеру я звонил редко, но он оставался в режиме быстрого набора. И я полагал, что останется навсегда.
Мне ответили после первого гудка — прозвучал низкий рычащий голос.
— Пол? — Даже это одно слово звучало с акцентом.
— Привет, дядя Сош.
Конечно, он был мне не дядя, а просто близкий друг нашей семьи еще со времен жизни в Советском Союзе. Я не виделся с ним три последних месяца, со дня похорон отца, но, едва услышал его голос, перед мысленным взором тут же возник этот огромный, медведеподобный мужчина. Отец говорил, что в свое время дядя Сош был самым влиятельным человеком в Пулкове, пригороде Ленинграда, где они оба выросли.
— Давно ты не давал о себе знать.
— Знаю. И сожалею об этом.
— Аг-гр… — Вроде бы мои извинения вызвали у него неудовольствие. — Но я рассчитывал, что ты позвонишь сегодня.
Меня это удивило.
— Почему?
— Потому что, мой юный племянник, нам нужно поговорить.
— О чем?
— О том, почему я никогда не говорю о важных делах по телефону.
Бизнес Соша если и не был криминальным, то балансировал на грани.
— Я у себя, в городе. — Сош говорил о дорогущем пентхаусе на Тридцать шестой улице Манхэттена. — Когда ты сможешь приехать?
— Через полчаса, если не будет пробок.
— Прекрасно, тогда и увидимся.
— Дядя Сош?
Он ждал. Я смотрел на фотографию отца, которая лежала на переднем пассажирском сиденье.
— Можешь хотя бы намекнуть, о чем речь?
— О твоем прошлом, Павел. — Он назвал меня русским именем. — Насчет того, что должно остаться у тебя в прошлом.
— И что все это значит?
— Об этом мы и поговорим. — И он положил трубку.
С пробками мне повезло, так что я добрался до дяди Соша за двадцать пять минут. Дверь охранял швейцар в нелепой, с золотыми галунами ливрее. И нарядом своим он напомнил мне, с учетом того, что здесь жил Сош, Брежнева, стоящего на трибуне Мавзолея в день майского парада. Швейцар знал меня в лицо, и его предупредили о моем приезде. Иначе он не открыл бы дверь и в дом я бы не попал.
У лифта я увидел Алексея Кокорова, давнего друга Соша. Он всегда обеспечивал безопасность моего дяди. На несколько лет моложе Соша, которому недавно перевалило за семьдесят, и очень уродливый: красный нос картошкой, на щеках сеть синих прожилок — как я полагал, от пристрастия к спиртному. Пиджак и брюки сидели на нем не ахти, но и фигурой он не тянул на модель.
Алексей не выказал особой радости, увидев меня, но он вообще редко улыбался, не говоря уж о том, чтобы смеяться. Открыл мне кабину лифта. Я молча вошел. Он коротко кивнул и закрыл кабину. Так что наверх я поднимался в одиночестве.
Лифт доставил меня в пентхаус. Дядя Сош стоял в нескольких футах от двери. Комната, обставленная в стиле кубизма, поражала размерами. Из окна открывался фантастический вид. Цвет обоев, выделкой под гобелен, наверняка назывался как-то вроде «мерло», но мне более всего напоминал кровь.
Я вышел из лифта.
— И что? Я такой старый, что меня уже нельзя обнять? — спросил Сош.
Мы шагнули навстречу друг другу. Он облапил меня как медведь. Сила переполняла его. Руки бугрились мускулами. Если бы он сжал меня чуть сильнее, то, наверное, сломал бы мне позвоночник.
Несколько мгновений спустя Сош потрогал мои бицепсы. Чуть отстранил, чтобы получше рассмотреть.
— Твой отец… — пробасил он. — Ты выглядишь, как твой отец.
Сош приехал из Советского Союза вскоре после нас. Он работал в «Интуристе», советской туристической компании, в ее Манхэттенском отделении. Помогал оформлять документы американским туристам, которые хотели посетить Москву и Ленинград, как тогда назывался этот город.
С тех пор много воды утекло. После развала Советского государства дядя Сош занялся малопонятными делами, которые в целом могут считаться экспортом-импортом. Я не знал, насколько успешным был его бизнес, но денег на этот пентхаус хватало.
Сош еще пару секунд смотрел на меня. Под расстегнутой белой рубашкой виднелась майка. Грудь заросла поседевшими волосами. Я ждал. Понимал, что скоро все узнаю. Дядя Сош не любил пустой болтовни.
Словно читая мои мысли, он сообщил:
— Мне звонили.
— Кто?
— Давние друзья.
Я молча ждал объяснений.
— Из России.
— Не понимаю.
— Люди задавали вопросы.
— Сош, по телефону ты намекал, что боишься прослушки. А здесь не боишься?
— Нет. Тут безопасность гарантируется. Эту комнату проверяют дважды в неделю.
— Отлично. Как насчет того, чтобы перестать говорить загадками и рассказать мне, что к чему?
Он улыбнулся. Ему это нравилось.
— Люди, американцы, в Москве швыряются деньгами и задают вопросы.
— Какие вопросы?
— О твоем отце.
— И что их интересует?
— Ты помнишь давние слухи?
— Ты шутишь.
Но он не шутил. Действительно, все складывалось. Первый скелет. Мне следовало догадаться самому.
