Я несся сквозь квартал, через который раньше не осмелился бы даже проехать. Перепрыгнул через живую изгородь и побежал по высокой траве заброшенной спортплощадки. Люди часто толкуют о росте цен на земельные участки Манхэттена, а тут, недалеко от Харлем-ривер-драйв, было в достатке ничейной земли, усыпанной битым стеклом и занятой лишь обломками качелей, спортивных снарядов и остатками брошенных машин.
Напротив ряда дешевых многоэтажек мной заинтересовалась группа чернокожих подростков – бандитского вида, да и одетых соответственно. Они уже рассчитывали на редкостный «десерт», которым вот-вот займутся, когда до них дошло, что за мной гонится полиция.
Ребята радостно заулюлюкали:
– Давай, белый!
Я попытался кивнуть, пробегая мимо: усталый марафонец, приветствующий толпу зрителей. Один из мальчишек выкрикнул: «Диалло!» Я не остановился, хотя слышал об Амадо Диалло. Любой в Нью-Йорке слышал о нем. Полицейские стреляли в него сорок один раз, и каждый раз он был безоружен. На какое-то мгновение я решил, будто клич предупреждает меня о том, что полиция готова стрелять.
Но дело оказалось в другом.
На суде защитник Диалло рассказал, что, когда его клиент запускал руку в карман, чтобы вытащить кошелек, полицейские думали, будто он лезет за оружием. С тех пор люди протестуют против полицейского произвола, выдергивая из карманов кошельки и выкрикивая: «Диалло!» Уличные копы признаются, что каждый раз вздрагивают от этого крика.
Вот и теперь мои новые союзники, несомненно, считавшие меня убийцей, выхватили из карманов кошельки. Два копа, наступавших мне на пятки, притормозили. Расстояние между нами увеличилось.
Надолго ли?
Горло горело, на бегу я глотал слишком много воздуха. Ноги налились свинцом. Я устал. Внезапно зацепившись за что-то носком ботинка, я потерял равновесие и растянулся на тротуаре, ободрав лицо, колени, руки.
Сумел встать. Ноги дрожали.
Вот и конец.
Промокшая рубашка прилипла к спине, в ушах шумело. Я никогда не любил бегать. Фанатики бега трусцой с пеной у рта доказывают, что они жить не могут без любимого спорта и получают огромное удовольствие от самого процесса. Не сомневаюсь. Удовольствие объясняется нехваткой кислорода в головном мозге, а не пресловутыми эндорфинами.
Польза, поверьте мне, сомнительная.
Устал. Как страшно я устал. Нельзя бежать бесконечно. Я оглянулся. Полицейских не видно. Улица пуста. Дернул ближайшую дверь. Заперто. Другую. Невдалеке опять захрипела рация. Я побежал. В дальнем конце дома была чуть приоткрыта дверца подвала. Ржавая. Здесь все ржавое.
Я нагнулся и потянул металлическую ручку. Дверца со скрипом отошла. Я заглянул в темноту.
– Отрежьте ему путь! – крикнули неподалеку.
Я даже не осмотрелся. Спустил вниз одну ногу и нащупал первую ступеньку. Болтается. Спустил вторую ногу. Попытался нащупать следующую перекладину, нога повисла в пустоте.
Секунду я колебался, как Уилл Е. Койот – знаменитый мультяшный персонаж – перед тем, как ринуться с горы, а потом решительно ухнул в темноту.
Глубина подвала оказалась небольшой, метров около трех – трех с половиной, но прошла, казалось, вечность, прежде чем я коснулся пола. Падая, я выставил вперед руки. К сожалению, это мало чем помогло – повалился всем телом на цемент, аж зубы щелкнули.
Я лег на спину и посмотрел вверх. Дверца за мной захлопнулась. Лучшего и пожелать нельзя, только вот тьма стала непроглядной. Я мысленно обследовал сам себя, врач во мне немедленно поставил диагноз: все болит.
С улицы доносились звуки погони. Сирены не унимались, а может быть, это звенело у меня в ушах. Голоса, хрип раций.
Они приближаются.
Я перекатился на бок, уперся в пол правой рукой, задев свежий порез, и попытался встать. Тело двигалось с трудом, голова вообще замоталась сама по себе, и я чуть не упал.
Что дальше?
Просто притаиться здесь? Не пойдет: они наверняка начнут прочесывать дом за домом и рано или поздно наткнутся на меня. А если и нет, то я сбежал не для того, чтобы сидеть в сыром подвале. Я сбежал, чтобы встретиться с Элизабет.
Надо идти дальше.
Куда?
Глаза потихоньку привыкали к темноте, во всяком случае, я разглядел вокруг себя силуэты предметов. Кучи коробок, груды тряпья, несколько барных стульев, разбитое зеркало. При виде своего отражения я вздрогнул: на лбу – рана, брюки порваны на коленях, от рубашки вообще остались одни клочья. А измазался так, что запросто смогу служить щеткой для трубочиста.
И куда мне деваться в таком виде?
Лестница. Где-то здесь должна быть лестница. Я медленно двигался вперед в каком-то подобии ритмического танца, ощупывая путь впереди себя левой ногой, словно слепец палочкой. Вот захрустело битое стекло. Я продолжал двигаться.
Впереди раздалось невнятное бормотание, и огромная куча тряпья выросла у меня на дороге. Из нее показалось и вытянулось в мою сторону что-то вроде руки. Я чуть не заорал от страха.
– Гиммлер любит стейки из тунца! – закричала куча.
Человек – пожилой мужчина – начал подниматься. Незнакомец оказался высоким, чернокожим, с такой курчавой белой бородой, что казалось, будто он жует овцу.
– Вы меня слышите? – повторял он. – Вы поняли, что я сказал?
Старик шагнул ко мне, я отпрянул.
– Гиммлер! Он любит стейки из тунца!
Бородача явно тревожил этот факт. Он взмахнул кулаком – я отпрыгнул в сторону. Кулак прошел мимо. Силы замаха – а может, и выпитого – оказалось достаточно, чтобы вновь швырнуть моего собеседника на пол. Он упал плашмя, и я не стал дожидаться, когда бородач встанет. Лестница действительно оказалась неподалеку, я кинулся по ней наверх.
И уперся в запертую дверь.
– Гиммлер!
Пьяный кричал громко, очень громко. Я навалился на дверь. Бесполезно.
– Вы меня слышите? Вы поняли, что я сказал?
Дверь начала потрескивать. Я оглянулся и похолодел от ужаса.
Солнечный свет.
Кто-то приоткрыл дверцу, через которую я проник в подвал.
– Кто здесь?
Голос человека при исполнении. По полу заплясал луч фонарика. Он выхватил из темноты бородатого.
– Гиммлер любит стейки из тунца!
– Что ты орешь, старикан?
– Вы меня слышите?
Я изо всех сил уперся в дверь плечом. Что-то затрещало. Перед глазами вновь всплыл образ Элизабет – как она машет рукой с экрана, смотрит грустными глазами. Я поднажал.
Дверь распахнулась.
Я упал на пол первого этажа, недалеко от входной двери.
Что дальше?
Полицейские неподалеку – слышно, как потрескивают рации, а один из них все еще допрашивает биографа Гиммлера. Времени нет, мне срочно нужна чья-то помощь.
