Тело неизвестной лежало на столе. Клайд стоял над ним в голубом комбинезоне и хирургических перчатках. Он плакал. В комнате гремела музыка – реквием или что-то столь же трагическое, подходящее к случаю.
– Ну как, уже вскрыл? – спросила Берта, хотя ответ был очевидным.
Клайд смахнул слезы с глаз.
– Нет.
– Ждешь, пока она разрешит?
Он поднял на Берту покрасневшие глаза:
– Я еще не закончил внешний осмотр.
– А как насчет причины смерти?
– Не смогу сказать ничего определенного, пока не закончу вскрытие.
Берта подошла поближе и положила руку ему на плечо:
– А предварительные выводы, Клайд?
– Ее сильно избили. Видишь?
Он показал туда, где должна была быть грудная клетка. Не очень-то похоже… Кости вдавлены внутрь – словно сапогом надавили на мягкую резину.
– Сплошные синяки, – заметила Берта.
– Совершенно верно, множественные кровоподтеки. Но посмотри-ка сюда. – Клайд пощупал пальцем что-то острое, выпирающее из-под кожи.
– Сломанные ребра?
– Раздробленные, – поправил Клайд.
– Каким образом?
Смарт пожал плечами:
– Тяжелый молоток или что-то в этом роде. Я предполагаю, что осколок ребра повредил какой-то важный орган. Легкое или желудок. А может быть, ей повезло и он попал прямо в сердце.
Берта покачала головой:
– Она не очень-то похожа на тех, кому везет.
Клайд отвернулся. Его плечи вздрагивали, он сдавленно всхлипывал.
– Эти следы у нее на груди… – начала Берта.
– Ожоги от сигарет, – не глядя, объяснил медэксперт.
Этого следовало ожидать. Изломанные пальцы, ожоги. Не надо быть великим сыщиком, чтобы понять – ее пытали.
– Сделай все по полной программе, Клайд. Включая анализ крови и все прочее.
Он всхлипнул и обернулся:
– Хорошо, Берта, обязательно.
Дверь позади них открылась. Это был Фолкер.
– Нашел, – объявил он.
– Так быстро?
Джордж кивнул.
– Первое место в списке разыскиваемых.
– Что ты имеешь в виду?
Он показал на тело, лежащее на столе:
– Наша неизвестная. Ее ищет не кто-нибудь, а само ФБР.
Глава 16
Кэти высадила меня в трех кварталах от родительского дома: мы не хотели, чтобы нас видели вместе, хотя, может быть, это и смахивало на манию преследования.
– И что теперь? – спросила Кэти.
Я задавал себе тот же вопрос.
– Не знаю. Но если Кен не убивал Джули…
– Значит, это сделал кто-то другой, – закончила она.
– Слушай, а мы с тобой, кажется, кое-что соображаем!
Она улыбнулась:
– Значит, начинаем поиск подозреваемых?
Это звучало смешно – кто мы с ней такие, в конце концов? – но я кивнул.
– Тогда я принимаюсь копать, – сказала Кэти.
– Что копать?
Она пожала плечами – по-детски, всем телом:
– Не знаю. Прошлое Джули, наверное. Надо понять, кто мог захотеть ее убить.
– Полиция уже этим занималась.
– Они интересовались только твоим братом.
Кэти была права.
– Хорошо, – сказал я, снова ощутив нелепость ситуации.
– Тогда созвонимся сегодня вечером.
«Мисс Холмс» укатила, даже не попрощавшись. Я стоял, погруженный в свое одиночество. Идти никуда не хотелось. Улицы пригорода были пусты, стоянки, наоборот, переполнены. По большей части там располагались различные квазивнедорожники, сменившие стандартные семейные фургончики времен моего детства. Большая часть домов относилась к периоду строительного бума – года этак шестьдесят второго или около того. Многие были облеплены пристройками или переделаны в семидесятых, когда стало модно облицовывать фасады белым гладким камнем. Слишком белым и слишком гладким – сейчас это смотрелось не более модно, чем мой школьный серо-голубой костюмчик.
Перед нашим домом машин не было. Соболезнующих гостей внутри – тоже. Ничего удивительного… Я окликнул отца, но ответа не услышал. Он находился в подвале – стоял с бритвой в руке среди картонных коробок со старой одеждой. Липкая лента на коробках была разрезана. Услышав мои шаги, отец не обернулся.
– Так много уже упаковано, – тихо сказал он.
В коробках были мамины вещи. Отец нагнулся и достал тонкую серебряную ленту для волос.
– Помнишь это?
Мы обменялись улыбками. Каждый, наверное, рано или поздно проходит через увлечение модой, но у моей матери это было нечто особенное. Она сама устанавливала стили, вернее, сама становилась стилем. Период Лент длился дольше других – месяцев шесть. Она отрастила волосы и носила на голове целую радугу – как туземная принцесса. Без лент ее никто никогда не видел. Когда ленты надоели, настала очередь других увлечений, которым она предавалась с не меньшим пылом. Эпоха Замшевой Бахромы. Фиолетовый Ренессанс. Последний меня мало вдохновлял – впечатление было, что живешь рядом с гигантским баклажаном или фанаткой Джими Хендрикса. Была еще Эра Наездницы с хлыстиками и галифе, хотя знакомство матери с этой сферой деятельности едва ли шло дальше фильма с участием Элизабет Тейлор. Все это, как и многое другое, закончилось с убийством Джули. Солнышко запечатала свои вещи в коробки и задвинула их в самый темный угол подвала.
Отец кинул ленту обратно в ящик.
– Ты ведь знаешь, мы собирались переезжать.
Я не знал.
– Три года назад, – пояснил он. – На Запад, в Скоттсдейл. Поближе к кузине Эстер и Гарольду. Но когда выяснилось, что твоя мать больна, мы это отложили. – Он посмотрел на меня. – Пить хочешь?
– Не очень.
– Как насчет кока-колы? Я бы не отказался.
Отец прошел мимо меня и стал подниматься по ступенькам. Я еще раз посмотрел на ящики с пометками, сделанными маминым почерком. Сверху на полке лежали две теннисные ракетки Кена – одна из них самая первая, которой он играл в три года. Мама сохранила ее на память. Я отвернулся и тоже последовал наверх. Мы прошли на кухню, отец открыл холодильник.
– Ты мне расскажешь, что произошло вчера?
– О чем это ты?
– У вас с сестрой. – Он достал из холодильника двухлитровую бутыль диетической колы. – Что случилось?
– Ничего.
Отец кивнул и открыл шкаф. Достал два бокала и наполнил их льдом из морозильника.
