На Уина это было похоже — исчезать, не выходить на связь. Пропадал он довольно регулярно — правда, в последнее время реже, чем раньше, но всякий раз это не предвещало ничего хорошего. У Майрона возникло искушение позвонить ему, но, как справедливо отметила недавно Эсперанса, он им обоим не мамочка.
Остаток дня ушел на работу с клиентами. Одному не давало покоя то, что его недавно обменяли, переведя в другой клуб. Другому — что его не хотят обменивать. Третья была недовольна тем, что ее заставили ехать на премьеру фильма в обыкновенной машине, хотя обещали лимузин. Четвертый (обратите внимание на динамику) — что он никак но может найти ключ от номера в одном из отелей Финикса. «Какого черта вместо ключей используют эти дурацкие карточки, Майрон? Помнишь времена, когда ключи были с большими грушами? Такие я никогда не терял. Займись тем, чтобы отныне мне бронировали номера в гостиницах с такими ключами, ладно?»
«Будет сделано», — заверил его Майрон.
Спортивный агент един во многих лицах — переговорщик, психолог, друг, консультант по финансовым вопросам (ими в основном занимался Уин), агент по продаже и покупке недвижимости, личный посыльный, управдом, контролер качества товаров, водитель, нянька, отец и мать разом, — но более всего клиенты ценят то, что агент отстаивает их интересы с большим рвением, чем они сами. Лет десять назад, в ходе трудных переговоров с владельцем команды, клиент спокойно сказал Майрону: «Я не перевариваю этого человека лично». А Майрон ответил: «Не важно, всем займется агент». Клиент улыбнулся: «Вот почему я никогда от тебя не уйду».
И в общем-то эта ситуация вполне отражает то, как должны складываться взаимоотношения агента и талантливого спортсмена.
В шесть часов Майрон свернул на знакомую улицу пригородного рая, известного в штате Нью-Джерси под названием «Ливингстон». Подобно большинству таких пригородов, расположенных вокруг Манхэттена, Ливингстон некогда представлял собой сельскохозяйственные угодья, более походившие на обыкновенную пустошь, пока в начале шестидесятых годов прошлого века кому-то не пришло в голову, что отсюда всего час езды до Большого Города. Тогда-то здесь началось бурное строительство домов-недоносков, эдаких «Макхаусов»: при их возведении прежде всего учитывалось, сколько квадратных футов жилой площади можно уместить на минимуме земли, а вместе с ними — дорог местного значения, хотя пока еще они пролегали в стороне от улицы, на которой жили родители Майрона. В тот самый момент, когда он притормозил у знакомого дома, того самого, где прожил большую часть своей жизни, открылась входная дверь и на крыльцо вышла мама.
Еще недавно — каких-то несколько лет назад — мама при появлении Майрона сбежала бы с крыльца и помчалась к нему по бетонной дорожке, словно это был гудрон, а он — возвращающийся домой военнопленный. Но сейчас она осталась стоять на пороге. Майрон крепко обнял ее и, поцеловав в щеку, почувствовал, что она слегка подрагивает. Ничего не поделаешь — болезнь Паркинсона. За спиной у нее стоял папа, глядя на них и ожидая, как давно вошло в привычку, своей очереди. Майрон и его чмокнул в щеку — тоже привычка. Они явно были рады видеть его, а он их, хотя в его возрасте так обычно не бывает, но вот с ним — именно так. И что из этого? Шесть лет назад, когда отец вышел наконец на пенсию, покинув свой склад в Ньюарке, родители решили переехать на юг, во Флориду: Майрон купил дом, где провел детство. Люди, занимающиеся психиатрией, пожалуй, почесали бы подбородки и пробормотали что-нибудь насчет задержек в развитии или неперерезанной пуповины, но Майрон исходил из чисто практических соображений. Родители часто наезжают. Им надо где-то останавливаться. К тому же это хорошее вложение денег — раньше у Майрона недвижимости не было. Да и сам он мог здесь переночевать, если хотел вырваться из города.
Майрон Болитар, Крупный Стратег.
Ладно, как бы там ни было, недавно Майрон немного подновил дом: отремонтировал туалеты, перекрасил стены в более нейтральные цвета, переделал кухню, а главное — чтобы матери с отцом не приходилось подниматься по лестнице — превратил прежний кабинет на первом этаже в большую спальню. Первая реакция матери: «А это на продажную цену не повлияет?» И лишь получив заверения в том, что нет, не повлияет — хотя Майрон не имел на сей счет никакого понятия, — Эллен с удовольствием угнездилась на новом месте.
В доме работал телевизор.
— Что смотрим? — осведомился Майрон.
— Мы с отцом давно уже не смотрим прямых передач. DVM включили, на запись.
— DVR,
[12]
— поправил Майрон.
— Спасибо, господин Специалист, мистер Эд Салливан,
[13]
дамы и господа. DVM, DVR — какая разница! Мы записываем передачу, Майрон, а потом смотрим ее без перерывов на рекламу. Время сберегаем. — Она постучала пальцем по лбу, давая понять, что все это требует кое-какой работы.
— Так что вы все же смотрели?
— Лично я, — отец выделил голосом местоимение, — не смотрел ничего.
— Ну да, ну да, наш мистер Умник и впрямь никогда не смотрит телевизор. И это я слышу от человека, который собирается купить целый ящик с записями «Шоу Кэрол Бернетт»
[14]
и сколько уж лет гоняется за кассетами Дина Мартина.
[15]
Отец просто пожал плечами.
— Ну а твоя мама, — Эллен любила говорить о себе в третьем лице, — она попроще, посовременнее, любит смотреть реалити-шоу. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но так я держу себя в форме и все такое прочее. Знаешь, я давно подумываю написать письмо этой самой Кортни Кардашян.
[16]
Знаешь, кто это?
— Допустим, знаю.
— Ничего я допускать не буду. Знаешь. И ничего в этом нет стыдного. Стыдно то, что она все еще живет с этим дураком и пьяницей, который, ко всему прочему, костюм в пастельных тонах носит словно пасхальная утка. Она славная девочка. И могла бы добиться куда большего, как по-твоему?
— Ладно, — потер ладони Майрон, — тут у нас никто не проголодался?
Они поехали в «Баумгарт» и заказали цыпленка по-китайски с разнообразными приправами. Когда-то его родители ели жадно, как регбисты, оказавшиеся на пикнике, но сейчас их аппетиты поумерились, куски они пережевывали медленно и основательно, а за столом вели себя с непривычным лоском.
