Вскоре, сквозь шум ветра и дождя, до него донесся слитный крик:
— От твоей музыки тошнит!
Это были Биллингс и Блейкли. Затем последовало:
— Кошмар!
— Дерьмо!
— Бред собачий!
— Какофония!
Уин уже был на ногах, проворно действуя небольшой отверткой. Сам замок не должен был составить проблемы, но Уин вовремя заметил магнитное устройство. Он вытащил из сумки с инструментами небольшой кусок специальной фольги и сунул его, как изоляционную ленту, между двумя полюсами.
Сквозь струи дождя Майрон различил силуэты близнецов. Они мчались к берегу. Их преследовал охранник, остановившийся, едва они достигли кромки воды. Он прижал что-то ко рту — микрофон внутреннего переговорного устройства, решил Майрон, — и произнес:
— Опять эти полоумные близнецы.
Уин открыл дверь. Майрон живо скользнул внутрь. Уин последовал за ним и запер дверь за собой. Они оказались в суперсовременной кухне. В центре возвышалась гигантская плита с восемью конфорками и отходящей вверх серебристой трубой. С потолка в художественном беспорядке свисали всевозможные кастрюли и сковородки. Майрон вспомнил, что читал где-то, будто Уайр — большой гурман и сам любит готовить. Выходит, это правда. Кастрюли и сковородки выглядели как новенькие — либо их редко использовали, либо просто хорошо содержали.
Майрон с Уином простояли на кухне целую минуту. Никаких шагов не слышно, ни шорохов, ни треска переговорного устройства — ничего. Лишь издали, скорее всего сверху, доносились едва различимые звуки музыки.
Уин кивнул Майрону — пошли. План действий внутри дома они выработали заранее. Майрон примется за поиски Гэбриела Уайра. Уин будет его страховать на случай чьего-либо появления. Майрон включил переговорное устройство и сунул наушник в ухо. Уин последовал его примеру. Теперь они смогут предупреждать друг друга о надвигающейся опасности.
Пригнувшись, Майрон толкнул дверь, ведущую из кухни в соседнее помещение, — возможно, когда-то его использовали как танцевальный зал. Свет был выключен, мерцали только защитные экраны на мониторах двух компьютеров. Майрон ожидал большего изыска, но помещение выглядело так, словно его переделали в приемную зубного врача. Белые стены. Кушетка и просторное кресло какими-то особыми формами не отличались, лишь отвечали своему предназначению — такие можно купить в любом универмаге. В углу — картотека, принтер, факс. Оттуда же вверх вела широкая лестница с фигурными деревянными перилами и кроваво-красной дорожкой.
Майрон двинулся по ступеням. Музыка, все еще слабая, зазвучала несколько громче. Он поднялся наверх и пошел по длинному коридору. Стена справа была уставлена пластинками и альбомами «Лошадиной силы» в роскошных обложках. Слева — фотографии с видами Индии и Тибета, куда любил ездить Гэбриел Уайр. Можно предположить, что у него был роскошный дом где-нибудь в южной части Мумбая и что нередко он инкогнито останавливался в монастырях Восточного Тибета. Совсем не исключено, подумал Майрон. Ведь этот дом на редкость уныл. Да, сейчас снаружи темно и погода не из лучших, но неужели Гэбриел Уайр действительно провел здесь взаперти последние пятнадцать лет? Впрочем, все может быть. Но может быть и иначе — может быть, Уайр просто хочет, чтобы все так думали. Может быть, он и впрямь сумасшедший, на весь мир известный затворник в духе Говарда Хьюза. А может быть, ему просто надоело быть знаменитым, всегда при свете софитов, Гэбриелом Уайром. Может, верно говорят, что Уайр вовсе не торчит все время дома, а, переодевшись, чтобы не быть узнанным, ездит на Манхэттен, в Метрополитен-музей, или прогуливается по парку Фенуэй. Может быть, в какой-то момент он задумался, когда же и как его жизнь сорвалась с нарезки — наркотики, карточные долги, слишком юные девушки, — и вспомнил, как все начиналось, что подталкивало его, что делало счастливым.
Сочинение музыки.
И может быть, попытки Уайра избежать света рампы не такое уж безумие. Может, только так ему удается выживать и поддерживать форму. Может быть, подобно любому, кто когда-либо менял свою жизнь, ему надо было достичь дна, а разве опустишься ниже, чем ощущая ответственность за гибель шестнадцатилетней девушки?
Майрону бросился в глаза альбом «Взоры Юноны» — первый диск «Лошадиной силы». Как и всякому, даже не слишком большому любителю музыки, ему была известна легендарная история знакомства Гэбриела Уайра и Лекса Райдера. Как-то субботним вечером Лекс выступал в каком-то занюханном пабе в Сен-Килде, неподалеку от Мельбурна, играя под недовольный гул изрядно набравшейся грубой публики нечто медленное и лирическое. Среди посетителей был и симпатичный молодой певец Гэбриел Уайр. Впоследствии он говорил, что, несмотря на оглушительный шум, был покорен, даже заворожен и музыкой, и словами. Наконец, когда гул превратился во всеобщий ор, Гэбриел Уайр поднялся на эстраду — главным образом ради того, чтобы поддержать беднягу исполнителя. Он начал подпевать ему, меняя на ходу слова, убыстряя темп; даже нашел барабан и барабанщика. Райдер не смутился. Он принялся импровизировать, сменил клавиши на гитару, потом снова сел за пианино. Один заводил другого. Публика одобрительно зашушукалась, словно понимая, свидетелем чему является.
Так родилась «Лошадиная сила».
Как лирически сформулировал Лекс всего несколько дней назад в клубе «Даунинг, три», это «поверхность колеблется». Да, там, в заплеванном баре, на другом конце света, более четверти века назад все и началось.
Майрон мгновенно перебросился мыслью к отцу. Он пытался отбросить эти мысли, сосредоточиться исключительно на том, ради чего здесь оказался, и все же вдруг увидел отца — не сильным, здоровым человеком, а инвалидом, распластавшимся на полу подвала. Ему захотелось сбежать отсюда. Захотелось снова сесть в этот чертов самолет и вернуться в клинику, где ему сейчас самое место, но он тут же подумал, насколько лучше получится, насколько больше это будет значить для отца, если Майрон окажется там вместе со своим младшим братом.
Каким же образом Брэд оказался связан с Гэбриелом Уайром и гибелью Алисты Сноу?
Ответ представляется очевидным и отрезвляющим: Китти.
Майрона охватила знакомая ярость — муж Китти пропал, а она получает наркотики взамен на сексуальные услуги. По мере того как Майрон продвигался по коридору, музыка становилась все слышнее. Гитара и мягкий мужской голос.
Голос Гэбриела Уайра.
Он проникал в самые глубины души. Майрон остановился и прислушался:
Любовь моя, у нас уж завтра нет,
Один я этой неизбывной ночью…
Мелодия и слова доносились откуда-то из конца коридора, где ступени лестницы уходили вверх, на третий этаж.
Глаза мне застилают слезы,
И холода не ощущаю я,
И дождь как будто не меня стегает…
Майрон прошел мимо незапертой двери, рискнув исподтишка заглянуть внутрь. Эта комната тоже была меблирована удручающе стандартно и безлико; пол застлан серым, от стены до стены, ковром. Ничего неожиданного, оригинального, ничего, свидетельствующего о вкусах хозяина. Странно. Величественный, сногсшибательный фасад и интерьер какой-нибудь средней руки конторы. Эта конкретная комната, прикинул Майрон, — либо гостевая, либо помещение для охраны. И тем не менее.
