На губах Эрика по-прежнему играла легкая улыбка.
— Ты хочешь все замкнуть на себя.
— Дело не в том, кто что хочет, а в том, чтобы добыть информацию.
Эрик удивил Майрона тем, что согласно кивнул:
— Ты прав.
Майрон удивленно смотрел на него, ожидания подвоха.
— Ты думаешь, дело во мне? — продолжал Эрик. — Однако это не так. Дело в моей дочери. Дело в том, что я готов сделать ради ее спасения. Я бы не раздумывая убил этого человека. Убил его жену. Черт, Майрон, я бы убил даже тебя! Но только это ничего не изменит. Ты прав. Я сломал его, но если мы хотим, чтобы он рассказал всю правду, мы с его женой должны покинуть комнату.
Эрик подошел к миссис Дэвис, и та испуганно съежилась.
— Не трогайте ее! — закричал Гарри Дэвис.
Эрик не обратил на него никакого внимания. Он нагнулся, помог миссис Дэвис подняться на ноги и посмотрел на Гарри.
— Мы с твоей женой подождем в другой комнате.
Они прошли на кухню и закрыли за собой дверь. Майрон хотел развязать Дэвису руки, но распутать нейлоновые узлы руками не смог. Он схватил одеяло и обмотал раненую ногу, пытаясь остановить кровотечение.
— Вообще-то не очень больно, — сказал Дэвис.
Его голос, казалось, звучал издалека. Как ни странно, он тоже выглядел гораздо расслабленнее, чем во время их предыдущей встречи. Признание действительно облегчает душу. Этот человек тащил на себе тяжелый груз разных тайн. И сейчас, пусть даже временно, ему станет намного легче.
— Я работаю учителем старшей школы уже двадцать два года, — начал Дэвис без понукания, — я очень люблю свою работу. Я знаю, что она плохо оплачивается и не является престижной, но я обожаю своих учеников. Мне нравится преподавать и помогать им встать на ноги. Мне нравится, когда они помнят обо мне и навещают после школы.
Дэвис замолчал.
— Зачем приходила Эйми той ночью? — спросил Майрон.
Казалось, Дэвис его не слышал.
— Постарайтесь представить себе это, мистер Болитар. Двадцать с лишним лет. Со старшеклассниками. Я намеренно не говорю «со школьниками». Потому что многие из них уже далеко не дети. Им по шестнадцать, семнадцать и даже восемнадцать лет. Уже могут служить в армии и голосовать. И если вы не слепы, то видите, что перед вами уже не девчонки, а женщины. Вы когда-нибудь видели рекламу купальников в «Спорте иллюстрейтед»? Вы видели, кто выступает на подиумах во время показа мод? Этим моделям столько же лет, сколько и прекрасным, свежим лицам, которые я вижу пять дней в неделю десять месяцев в году. Женщины, мистер Болитар. Не девочки. И это не какое-то нездоровое влечение или педофилия.
— Я надеюсь, вы не стараетесь оправдать свои интрижки со школьницами.
Дэвис покачал головой.
— Я просто хочу, чтобы вы понимали контекст того, о чем я собираюсь рассказать.
— Мне не нужен контекст, Гарри.
Тот едва не рассмеялся.
— Думаю, вы понимаете, что в моих словах больше правды, чем вам хочется признать. Дело в том, что я нормальный человек, в том смысле, что я обыкновенный гетеросексуальный мужчина с нормальными желаниями и вожделениями. Из года в год меня окружают потрясающие молодые женщины в обтягивающей одежде, джинсах с низкой талией, большими вырезами и голыми животами. Каждый день, мистер Болитар. Они улыбаются мне. Заигрывают со мной. А учителя должны проявлять стойкость и оказывать сопротивление.
— Дайте мне догадаться, — сказал Майрон. — Вы не выдержали и поддались искушению.
— Я не пытаюсь вызвать в вас сочувствие. Я просто говорю, что мы находимся в неестественном положении. Если мужчина встречает на улице семнадцатилетнюю сексуальную девушку, он обращает на нее внимание. Она вызывает у него желание и даже фантазии.
— Однако, — возразил Майрон, — это не приводит к поступкам.
— А по какой причине? Потому что это плохо или потому что у них просто нет возможности? А теперь представьте, что вы из года в год видите сотни таких девушек каждый божий день. С незапамятных времен мужчины стремились быть могущественными и богатыми. Почему? Большинство антропологов вам объяснят, что мы делаем это, чтобы прельстить наиболее привлекательных женщин. Такова наша природа. Если не смотреть, не желать, не хотеть, то разве это не является сексуальным отклонением?
— Гарри, у меня нет времени на все это. Вы сами знаете, что это неправильно.
— Знаю, — согласился Дэвис. — И двадцать лет я подавлял в себе естественные желания, ограничиваясь только взглядами и фантазиями.
— А потом?
— Два года назад у меня была ученица — чудесная, талантливая и красивая. Нет, не Эйми. Я не назову ее имя, потому что это не важно. Она сидела на первой парте и была потрясающей! Она смотрела на меня как на божество, а две верхние пуговицы у нее всегда были расстегнуты…
Дэвис закрыл глаза.
— И вы поддались естественному порыву.
— Не знаю, кто бы из мужчин смог устоять.
— А какое все это имеет отношение к Эйми Биль?
— Никакого, в смысле — никакого прямого. У этой молодой женщины и у меня начался роман. Я не буду вдаваться в подробности.
— Спасибо.
— Но в конце концов все выплыло наружу. Как вы можете себе представить, это была катастрофа. Ее родители были в шоке и обо всем рассказали моей жене. Она до сих пор не простила меня до конца. Но у Донны были деньги, и нам удалось откупиться. Родители переживали из-за репутации дочери и тоже хотели все замять. Поэтому мы договорились никому об этом не рассказывать. Она отправилась в колледж, а я вернулся к преподаванию. Этот случай послужил мне хорошим уроком.
— И что?
— Я постарался об этом забыть. Я знаю, вы хотите представить меня монстром, но это не так. У меня было много времени, чтобы обо всем хорошенько подумать. Уверен — вы считаете, что я пытаюсь найти себе оправдание, но дело совсем в другом. Я хороший учитель. Вы сами отметили, как трудно стать Учителем года, а я становился им чаще, чем любой другой за всю историю школы. И это потому, что я беспокоюсь о ребятах. И никакого противоречия в этом беспокойстве и естественных желаниях нет. Вы сами знаете, насколько ребята восприимчивы. Они моментально чувствуют фальшь. Они голосуют за меня, так как знают, что могут прийти ко мне за советом, знают, насколько мне дороги.
Майрона чуть не стошнило, но он понимал, что в этих словах есть какая-то извращенная правда.
— Итак, — сказал он, стараясь вернуть Дэвиса к предмету разговора, — вы снова начали преподавать и оставили все в прошлом…
— И тогда я совершил вторую ошибку, — продолжил Дэвис. Он снова улыбнулся, на зубах была кровь. — Нет, не то, что вы подумали. Никаких романов у меня больше не было.
— Тогда что?
