Джессика замерла. Три тысячи долларов? За что? Она положила трубку, нажала кнопку повторного набора и ввела код доступа к счету.
«Введите код выбора».
На сей раз она набрала ноль, чтобы связаться с отделом обслуживания клиентов.
— Доброе утро, — нараспев произнес приятный женский голос. — Вам нужна моя помощь?
— Да. На моей карточке «Виза» расход на три с лишним тысячи долларов. Я хочу знать, кто предъявил такой счет.
— Номер счета, пожалуйста.
— Девять восемь два три три четыре.
Послышалось щелканье клавиш.
— Ваше имя? — спросила служащая.
Джессика взглянула в декларацию. Слава Богу, счет общий.
— Кэрол Калвер, — ответила она.
— Минутку, миссис Калвер.
Новые щелчки.
— Да, вот эти сведения. Три тысячи четыреста семьдесят восемь долларов сорок четыре цента — счет из магазина «Сыщики и шпионы», Манхэттен.
«Сыщики и шпионы»? Что за чертовщина?
— Спасибо, — сказала Джессика.
— Что-нибудь еще, миссис Калвер?
— Да. Мы с мужем держим все сведения в домашнем компьютере. Боюсь, там какие-то неполадки с диском. Вы можете сообщить мне о последних чеках, выписанных по счетам?
— Конечно. Щелк-щелк-щелк.
Чек номер сто девятнадцать на двести девяносто пять долларов для «вольво» выписан двадцать пятого мая. Взнос за машину.
— Чек номер сто восемнадцать на шестьсот сорок девять долларов для торговцев недвижимостью «Гетэуэй» также выписан двадцать пятого мая.
— Погодите-ка. Вы сказали «Гетэуэй»?
— Да, совершенно верно.
— Там есть их адрес?
— Боюсь, что не располагаю такими сведениями.
Они бегло проверили остальные чеки за май. Ничего примечательного. Поблагодарив женщину, Джессика повесила трубку.
649 долларов — «Гетэуэй», 3478 долларов 44 цента — «Сыщикам и шпионам»? Странностей выявляется все больше. В дверь постучал Эдвард.
— Можно? — спросил он.
— Входи.
Эдвард вошел в отцовский кабинет, понурив голову.
— Извини за позавчерашнее, — пробормотал он и захлопал своими «отпадными» ресницами. — За то, что смылся.
— Ничего страшного.
— Ты наступила всем на любимую мозоль, когда начала задавать свои вопросы.
— Их надо было задать, — возразила Джессика. — Я думаю, тут все взаимосвязано. Что случилось с Кэти? Что случилось с отцом? Почему Кэти так изменилась?
Эдвард поморщился и покачал головой. Сегодня на нем была тенниска с изображением бобра и теленка.
— Ты не права, — сказал он. — Смерть отца не имеет к Кэти никакого отношения.
— Возможно, — согласилась Джессика. — Но узнать об этом я могу только от тебя.
— Мне не очень приятно говорить на эту тему.
— Родной сестре мог бы и довериться.
— Мы никогда не были очень близки, — упрямо ответил Эдвард. — Ты ведь дружила с Кэти, а не со мной.
— Ты тоже дружил с Кэти, а не со мной, — сказала Джессика. — Но я все равно люблю тебя.
Они надолго замолчали.
— Не знаю, с чего начать, — нарушил тишину Эдвард. — Она перешла в выпускной класс, ты только-только перебралась в Вашингтон, а я учился в Колумбийском университете и снимал квартиру вместе со своим дружком Мэттом. Ты его помнишь?
— Разумеется. Кэти два года встречалась с ним.
— Почти три, — поправил ее Эдвард. — Мэтт и Кэти были чем-то вроде пришельцев из другой эпохи. Они провели вместе три года, а он так и не… так и не опустился ниже шеи. Ни разу. И вовсе не из-за недостатка настойчивости. Мэтт в этом отношении ничем не отличался от других моих приятелей и иногда подкатывался к ней, но Кэти не подпускала его слишком близко.
Джессика кивнула, вспоминая. В те времена Кэти еще поверяла ей свои тайны.
— Мэтт нравился маме, — продолжал Эдвард. — Она думала, он лучший из лучших. Приглашала его на чаепития, словно он был персонаж из «Стеклянного зверинца». Эдакий джентльмен, сидящий на веранде с младшей дочерью. Отцу он тоже приглянулся, и все, казалось, шло прекрасно. Они хотели подождать годик, обручиться и пожениться, когда Мэтт окончит университет. Обычная сказка про яблочный пирог. А потом в один прекрасный день Кэти позвонила ему и попросту отшила без всяких объяснений. Мэтт был потрясен. Он пытался поговорить с ней, но Кэти не пожелала встретиться. Я тоже пробовал добиться от нее объяснений, но был послан подальше открытым текстом. А вскоре до меня начали доходить сплетни.
Джессика заерзала в кресле.
— Что за сплетни? — спросила она.
— Сплетни, которые не понравятся ни одному брату, если речь идет о его сестре, — медленно ответил Эдвард.
— Ого!
— «Ого» — это еще что. Парни без устали окатывали ее помоями. Кто-то подобрал ключик к поясу целомудрия этой мисс недотроги и открыл замочек, а потом уже никто не мог его запереть. Однажды мне пришлось отстаивать честь Кэти кулаками. Помнится, мне изрядно намяли бока.
Слово «честь» Эдвард произнес так, будто выплюнул какую-то тухлятину.
— Дома она тоже стала другой. Перестала ходить в церковь. Я думал, матушку удар хватит. Ты ведь знаешь, как она к этому относится.
Джессика кивнула. Ей ли было не знать.
— Но мать не сказала ни слова. Кэти начала приходить за полночь, таскаться на вечеринки в колледж, иногда и вовсе не ночевала дома.
— И мамаша не положила этому конец?
— Не смогла. Невероятно. Кэти всю жизнь ее побаивалась, а тут — будто в нее бес вселился. Мать к ней и подойти не смела.
— А папа?
— Насколько тебе известно, он не был таким строгим, как мама. Хотел дружить со всеми на свете и боялся прослыть злодеем. Но вот что странно: изменившись, Кэти сблизилась с отцом, и он растаял, когда вдруг почувствовал ее внимание. По-моему, он не хотел наводить порядок, так как боялся, что она опять отдалится от него.
Да, это было вполне в отцовском духе.
— Ну а ты что предпринял? — спросила Джессика.
— Ополчился на нее.
— И что она сказала?
— Да, в общем, ничего. Ни признаний, ни отрицаний. Стоит и улыбается, да так, что жуть берет. Говорит, я, мол, наивный и ничего не понимаю. Наивный! Ты можешь представить себе, чтобы Кэти назвала кого-то наивным?
Джессика задумалась.
— Но все это не объясняет причин случившегося, не помогает понять, почему она так переменилась.
Эдвард открыл было рот, но ничего не сказал. Его руки поднялись и тотчас снова повисли как плети; казалось, ему не хватает сил удержать какую-то тяжесть.
