– Почему?
– Потому! Не стали, и все!
– Мотька, а как же мы-то его искать будем?
– А как мы вообще все наши дела вели? Вот так и будем,
как Бог на душу положит! И, я считаю, это для нас сейчас самое главное.
– Что – это?
– Кудряшонок! Фиг с ним, с перстнем! Пусть теперь с ним
разбирается тот, кто его нашел.
– Если нашел! Может, он по-прежнему валяется там в
золе.
– Ну и пусть валяется. Человек-то важнее!
– И ты думаешь, он может быть еще жив?
– Запросто! Может, его где-то прячут, а может… Может,
он сам решил скрыться… Или от дружков, или от жены… Всяко бывает.
– Но тогда он не захочет объявляться в живых, даже если
мы его каким-то чудом и найдем.
– Ну и пусть! Это его личное дело, а нам просто важно
убедиться, что человек жив, здоров и ни в чьей помощи не нуждается. Верно ведь?
– Верно! Но с чего мы начнем?
– Мы опять туда пойдем!
– Куда? В Орлово-Давыдовский?
– Именно!
– Но нас ведь там уже знают! И старуха в окне, и
давешняя женщина с ребенком, и еще, возможно, полдвора!
– Ничего, что-нибудь придумаем. Переоденемся, наконец.
Не впервой! – задорно блестя глазами, сказала Мотька.
– А мальчишкам скажем про Кудряшонка?
– Давай, Аська, пока не скажем! Им заниматься нужно, и
вообще… Лучше мы вдвоем все провернем!
В этот момент позвонила тетя Липа. Она велела нам идти домой
завтракать, а после завтрака просила нас съездить в Беляево, отвезти какие-то
вещи ее двоюродной сестре. Отказаться не было никакой возможности.
– Не расстраивайся, Аська! Мы по дороге к метро забежим
в Орлово-Давыдовский, а потом двинем в Беляево.
Считай, со всеми делами час туда, час обратно! Ничего
страшного! А потом вплотную займемся Кудряшонком!
Мы наскоро позавтракали под умиленными взглядами тети Липы и
отправились по ее поручению. Первой, кого мы увидели, подойдя к арке на
Орлово-Давыдовском, была та самая старушенция.
– Матильда, идем мимо. Мы не сюда.
– Ну и ладно. Значит, сейчас не судьба. Сделаем дело, и
тогда уж…
И мы побежали через проспект Мира к радиальной станции метро.
Вот уж точно говорят – в гостях хорошо, а дома лучше!
В Москве я была дома и просто наслаждалась этим ощущением.
Только сейчас я отчетливо поняла, как одиноко и грустно мне было в Париже,
несмотря на все его красоты…
– Аська, – пихнула меня локтем в бок
Матильда, – ты чего задумалась?
– Да так, на тему «и дым отечества нам сладок и
приятен…»
– Хорошо дома, да?
– Да!
– Но осенью ты все равно уедешь?
– Скорее всего… Дед настаивает, чтобы я еще год прожила
в Париже. Но я не желаю сейчас об этом думать. До осени еще так далеко! И потом
нам еще предстоит поездка в Италию! Ты, кстати, маме уже говорила?
– Нет пока!
– Почему?
– А я надеюсь, Игорь Васильевич, когда приедет, сам с
ней поговорит! У него на нее влияние! Ась, а ты знаешь, где тети-Липина
двоюродная сестра живет? Ты у нее была?
– Один раз и очень давно!
– А дорогу помнишь?
– Найдем, Матильда, не волнуйся! Это тебе не Париж, тут
у всякой собаки дорогу спросить можно.
– А в Париже, что ли, нельзя?
– Почему? Спросить-то можно, но ответ еще надо понять.
– Ой, Ась, я что подумала… Вот пока мы не уедем…
– Ну, говори, что ты надумала?
– Не могла бы ты со мной французским подзаняться?
– Что? Я? Французским? Я ж его не знаю! Я просто могу
на нем немного болтать, и все!
– А мне что, думаешь, грамматика ихняя нужна? Ни на
фиг! Ты меня научи болтать! Сколько сама знаешь!
– Но это как-то… И вообще, зачем? В Италии и
по-английски можно!
– Ну, Аська, что тебе стоит? Мне это совсем для другого
надо!
– Для чего другого?
– Ты пойми, я ведь собираюсь в театральный поступать! А
там обязательно французскому учат, сама понимаешь. Ну и мне хотелось бы хоть
чуточку уже знать и уметь… Парле ву Франсе?
– У и, мадемуазель!
– Во! То, что надо! Научишь?
– Ладно, – засмеялась я, – уговорила! Но начнем,
только когда на дачу выедем. Не раньше.
– Авек плезир!
– Ну, Матильда, ты даешь! Чему тебя учить-то? Ты, поди,
не меньше моего знаешь!
– Скажешь тоже!
Мы без труда нашли нужный дом, все передали, выслушали кучу
охов и ахов по поводу того, какая я стала большая, вежливенько попрощались и
двинули обратно к метро.
– Ой, Аська, а я чего сообразила! Мы ж с тобой
пропустим 850-летие! Вот обидно-то!
– Ничего мы не пропустим! Мы едем после двенадцатого
сентября, а праздник то ли шестого, то ли седьмого?
Я сама хочу это увидеть!
– Ну, тогда вааще… Кайф! Ой! – вскрикнула Мотька и
как-то странно рванулась вперед и едва удержалась на ногах. – Ой, мама,
как больно!
– Что ты, Мотька?
– Ой, больно! Ногу подвернула!
– Ну вот, только этого не хватало!
Я помогла Мотьке доплестись до ближайшей скамейки. Нога
распухала на глазах.
– Ой, черт, что же делать? Больно…
Мотька побелела, на глазах выступили слезы.
– Надо бы холодный компресс… – растерянно сказала я.
– Девочка, что с тобой? – прозвучал вдруг ласковый
женский голос. Рядом с Мотькой сидела женщина лет сорока, полная, с добрым
приятным лицом.
– Да вот, ногу подвернула, – жалобно простонала
Матильда.
– Ну-ка, покажи! Да-а-а, а ты далеко живешь?
– Далеко, в центре, – ответила я за Матильду.
– Ну вот что, идем сейчас ко мне, сделаем холодный
компресс, и главное, я забинтую ей ногу и попрошу соседа вас домой отвезти.
– Ох, спасибо вам! – растрогалась я.
– Погоди благодарить-то, еще надо ее как-то довести,
тут хоть и рядом, но ей, бедненькой, больно. Идем, идем, деточка, обопрись на
нас и старайся как можно меньше наступать на больную ногу! Но как перебинтую
ее, тебе будет легче, я знаю, сама всю жизнь мучаюсь, часто ногу подворачиваю!
Кое-как мы с доброй женщиной доволокли Мотьку до соседнего
дома. Женщина жила на первом этаже пятиэтажки. Она усадила Мотьку в кресло,
принесла таз с холодной водой и еще вывалила туда несколько лоточков льда.
