– Потрясающе.
Баскетболист сиял темные очки.
– Я иногда прихожу сюда. Хорошее место для размышлений.
– Мэгги тебе уже сказала? – спросил Майрон.
Тот кивнул.
– Ты разочарован?
– Нет. Я знал, что ты откажешься.
– Почему?
Терри пожал плечами:
– Просто чувствовал. Но ты не думай, она хорошая девчонка. Единственный человек, которого я почти готов назвать своим другом.
– А как же компания, которая вилась вокруг тебя?
Терри Коллинз усмехнулся:
– Ты имеешь в виду тех белых ребят?
– Да.
– Это не друзья. Если завтра я перестану играть, они будут смотреть на меня так, будто я нагадил у них на ковре.
– Забавное сравнение.
– Я говорю правду, парень. Человек на моем месте не может иметь друзей. Такова жизнь. Белый ты или чернокожий, не важно. Люди липнут ко мне, поскольку я богач и суперзвезда. Они хотят получить что-нибудь на дармовщину. Вот и все.
– И ты не против?
– Какая разница? – пожал плечами Терри. – Я не жалуюсь.
– Тебе одиноко?
– Вокруг меня всегда толпа.
– Ты понимаешь, о чем я говорю.
– Да. – Терри подвигал шеей, словно хотел размять ее перед игрой. – Люди часто рассуждают о цене славы, но хочешь знать, какова она на самом деле? Забудь всю эту чушь про личную жизнь. Да, теперь я не могу ходить в кино. Ну и что такого? Там, откуда я родом, тоже нельзя было ходить куда пожелаешь. Дело в том, что ты перестаешь быть личностью. Ты вещь, блестящая игрушка, вроде одного из тех автомобилей, что здесь стоят. Мои бедные братья считают, что я волшебный сундучок, из которого можно горстями черпать золото. Богатенькие белые представляют меня забавным зверьком. Так же, как О-Джей Симпсона. Помнишь ребят, болтавшихся в его трофейном зале?
Майрон кивнул.
– Я не жалуюсь. Это лучше, чем добывать газ или вкалывать на шахте. Но я знаю правду – единственное, что отличает меня от любого ниггера на улице, – это игра. Только она. Разбей я себе колено, как произошло с тобой, и меня мгновенно вышвырнут. Я об этом помню. Всегда. – Он бросил на Майрона жесткий взгляд, давая ему время осмыслить сказанное. – Поэтому когда какая-нибудь смазливая малышка смотрит на меня как на чудо света, я сознаю, что она видит не меня. Ее ослепляют деньги и слава. Так же, как и всех других.
– По-твоему, мы не можем стать друзьями?
– Вопрос в том, спросил бы ты меня то же самое, если бы я был каким-нибудь безвестным придурком на бензозаправке?
– Возможно.
– Чепуха, – улыбнулся Терри. – Людям не нравится мой характер. Они полагают, что я веду себя высокомерно. Изображаю примадонну. Но они меня бесят, поскольку я вижу их насквозь. Мне известна правда. Все – владельцы клубов, тренеры и остальные – считают меня паршивым ниггером. Так с чего мне их уважать? Они общаются со мной лишь потому, что я умею забрасывать мяч в сетку. Я обезьяна, приносящая им деньги. Стоит мне остановиться, и все закончится. Я опять стану куском дерьма из гетто, который не должен лезть со своей черной задницей в их сортир.
Терри Коллинз замолчал, словно ему не хватало дыхания. Он взглянул на панораму города. Казалось, этот вид придает ему сил.
– Ты знаком с Исайей Томасом?
– Из «Детройтских пистонов»? Да, встречался.
– Я слышал его интервью после того, как «Пистоны» выиграли чемпионат. Какой-то репортер спросил его, чем бы он занимался, если бы не играл в баскетбол. Знаешь, что ответил Исайя? Заявил, что стал бы сенатором Соединенных Штатов. – Терри сухо рассмеялся. Его голос эхом разнесся по округе. – Видимо, спятил, не иначе. Сенатор Соединенных Штатов! Кого он хочет обмануть? Я скажу тебе, кем бы я стал. Я бы вкалывал на сталелитейном заводе – в ночную смену, с полуночи до десяти утра, – или сел бы за решетку, или просто сдох. Не знаю. – Он покачал головой. – Сенатор Соединенных Штатов. Вот дерьмо!
– А как насчет игры? – спросил Майрон. – Тебе нравится играть в баскетбол?
Терри бросил на него удивленный взгляд.
– А тебе нравится? Ты что, купился на всю эту чушь типа играть ради игры и тому подобное?
– А ты нет?
Терри покачал головой. Луна блестела на его лысом черепе, окутывая голову почти мистическим сиянием.
– Эта сказка не для меня, – усмехнулся он. – Баскетбол для меня всегда был только средством. Я видел в нем хороший способ делать деньги. И пробиться наверх.
– Тебе никогда не нравилось играть?
– Нравилось. Я любил ходить на матчи. Хотя дело было не в самой игре – не в прыжках, бросках и прочем дерьме. Просто все остальное мне не подходило. В других местах на меня смотрели как на еще одного черного придурка, и лишь на баскетбольной площадке я был человеком. Даже героем. Чертовски приятно, когда люди смотрят на тебя снизу вверх. Понимаешь, о чем я говорю?
Майрон кивнул. Он отлично понимал.
– Можно тебя кое о чем спросить?
– Валяй.
– Зачем тебе все эти колечки и наколки?
Баскетболист улыбнулся:
– Они тебя достают?
– Нет. Просто любопытно.
– Скажем так – я от них тащусь, – объяснил Терри. – Тебя это устроит?
– Да.
– Но ты этому не очень веришь?
– Пожалуй, нет.
– Мне и вправду нравятся эти штучки. Но правильный ответ – бизнес.
– Бизнес?
– Да. Все ради него. Для заколачивания денег. Больших денег. Знаешь, сколько я зарабатываю на рекламе? Кучу баксов. Почему? Потому что скандальность продается. Возьми хоть Диона. Или Родмана. Чем психованнее я себя веду, тем больше мне платят.
– Значит, ты прикидываешься?
– По большей части. Я люблю шокировать людей, это у меня в крови. Но в основном я стараюсь для прессы.
– Пресса смешивает тебя с грязью, – заметил Майрон.
– Не важно. Если они обо мне пишут, значит, делают мне деньги. Все очень просто. – Он улыбнулся. – Открыть тебе еще один секрет? Пресса – самое тупое животное на свете. Знаешь, что я намерен выкинуть в один прекрасный день? Я сниму с себя свои колечки и выряжусь пай-мальчиком. Буду вежливо отвечать на вопросы, начну говорить только «да, сэр» и «да, мэм», пороть чушь насчет духа солидарности в команде и прочее дерьмо, которое они так обожают. Как ты думаешь, что произойдет? Те же самые козлы, утверждающие, будто я разрушаю целостность игры, станут целовать мне зад, словно я новый Бларни-стоун.
[7]
Раструбят о моем чудесном превращении. Сделают меня героем. И все потому, что я решил сменить пластинку.
