– С чего ты это взял?
– Они либо врут, либо увиливают.
– Так они политики, – заметил Уин. – И станут врать и увиливать, если ты даже спросишь, что они кушали на завтрак.
– Ты полагаешь, тут ничего нет?
– Наоборот, – ответил Уин, – я как раз полагаю, что есть. И второе?
– Я хотел их расшевелить.
Уин улыбнулся. Мысль пришлась ему по вкусу.
– Что дальше?
– Нам надо расследовать преждевременную кончину Элизабет Брэдфорд, – объявил Майрон.
– Каким образом?
– Выезжай на Саут-Ливингстон-авеню. Я скажу, где повернуть.
* * *
Ливингстонский полицейский участок располагался рядом с мэрией, как раз напротив публичной библиотеки и средней школы. Настоящий центр города. Майрон вошел в участок и попросил позвать офицера Франсин Нигли. Франсин закончила среднюю школу в один год с Майроном. Он надеялся, что ему повезет и он застанет ее в участке.
Сержант с суровым лицом объявил Майрону: «Офицера Нигли в данный момент нет в наличии» (так разговаривают все копы), но она передала по радио, что обедает в столовой «Риц».
Трудно было себе представить что-нибудь более безобразное, чем «Риц». Бывшее фабричное здание было выкрашено в цвет морских водорослей. Дверь розовая, как цвет взбесившейся семги. Сочетание, не годящееся даже для карнавала. От него у Майрона с души воротило. В лучшие дни, когда он еще учился в школе, заведение было простенькой едальней под названием «Наследие». Тогда оно работало круглосуточно, владели им, естественно, греки (это было своего рода закономерностью), и по пятницам или субботам школьники забегали туда за гамбургером с жареной картошкой. Майрон с друзьями напяливали приличные пиджаки, тащились на разные вечеринки, но заканчивали вечер здесь. Он попытался вспомнить, что же они на этих вечеринках делали, но ничего конкретного на ум не пришло. В школе он к бутылке не прикладывался (его от алкоголя тошнило) и крайне отрицательно относился к наркотикам. Так чем же они тогда занимались? Разумеется, в памяти остались музыка, все эти орущие братья Дуби, Стили Дэн и Супертрэмп, и их попытки найти смысл в песнях Ойстера Калта («Слушай, мужик, как ты считаешь, Эрик и в самом деле думает об этом, когда поет „Я хочу поиметь твою дочь на дороге в грязи“?») Еще Майрон помнил, что иногда занимался петтингом с девушкой, и как они потом всячески избегали друг друга до конца их школьной эпопеи. Но вот, пожалуй, и все. Ты посещал вечеринки, поскольку боялся что-то упустить. Но ничего никогда не происходило. И сейчас они все слились в одно мутное пятно.
Но вот что Майрон хорошо запомнил (и, вероятно, навсегда), так это отца, притворявшегося уснувшим в кресле-качалке, если он возвращался поздно. В два, три часа утра. Майрону никто не устанавливал комендантского часа. Родители ему доверяли. И все равно в пятницу и субботу отец не ложился спать, сидел в кресле-качалке и когда слышал звук открываемой двери, делал вид, будто спит. Майрон знал, что он притворяется. И отец знал, что сын знает. Но каждый раз все равно пытался его обмануть.
Толчок локтя Уина в бок вернул его к реальности.
– Ты собираешься войти или мы так и будем любоваться этим шедевром модерна?
– Мы с друзьями тут часто бывали, – сказал Майрон. – Когда еще учились в школе.
Уин взглянул на столовую, потом на Майрона.
– Смелые вы, однако, ребята.
Уин остался ждать в машине. Майрон нашел Франсин Нигли у стойки. Он сел рядом на высокий стул и с трудом удержался от желания крутануться на нем.
– Эта полицейская форма, – заявил Майрон и присвистнул, – прям-таки заводит.
Франсин Нигли продолжала поглощать свой гамбургер.
– Самое ценное в ней то, что я могу использовать ее для стриптиза на вечеринках холостяков. – Франсин откусила от гамбургера, который был настолько плохо прожарен, что ронял кровавые слезы. – Вот так живешь-живешь, – произнесла она затем, – и вдруг появляется местный герой.
– Пожалуйста, не привлекай внимания.
– Хорошо, что я здесь. Если женщины начнут выходить из-под контроля, то могу парочку подстрелить. – Она вытерла салфеткой жирные пальцы. – Я слышала, ты отсюда уехал.
– Верно.
– Сейчас здесь чаще наоборот. – Она схватила еще одну салфетку. – В большинстве городов только и слышишь, как люди вырастают и стремятся уехать. Но у нас все возвращаются в Ливингстон и заводят семьи. Помнишь Сантолу? Так он вернулся. Трое ребятишек. И еще Фриди? Он теперь живет в старом доме Уейнбергов. Двое детей. Джордан поселился недалеко от собора. Чего-то там себе из старья соорудил. Трое детей, все девочки. Готова поклясться, половина из нашего класса переженились и вернулись в город.
– Как насчет Джина Далака? – с улыбкой спросил Майрон.
– Да бросила его еще на первом курсе, – рассмеялась она. – Господи, ну и посмешищем мы были, правда?
Джин и Франсин считались в классе неразлучной парой. Они вместе обедали, непрерывно целовались, хотя у обоих на зубах стояли пластины.
– Весь город – посмешище, – согласился Майрон.
Она откусила от гамбургера еще кусок.
– Так что тебе от меня надо, Майрон?
– Помнишь ту смерть в поместье Брэдфордов, когда мы еще в школе учились?
Франсин замерла.
– Немного, – осторожно ответила она.
– Кто этим занимался в вашем участке?
– Детектив Уикнер.
Майрон его помнил. Всегда носил зеркальные солнцезащитные очки. Очень активно играл в Малой лиге. Чересчур уж переживал, когда проигрывать. Ненавидел тех, кто переходил в среднюю школу и переставал ему поклоняться. Обожал штрафовать молодежь за превышение скорости. Но Майрону он всегда нравился. Эдакий бывалый американец. Надежный, как старый инструмент.
– Он все еще служит?
Франсин покачала головой.
– Ушел на пенсию. Переехал в дом у озера на краю штата. Но по-прежнему часто бывает в городе. Они конечную остановку в его честь назвали. Была торжественная церемония и все такое.
– Жаль, что я пропустил, – заметил Майрон. – А дело все еще в участке, как ты думаешь?
– Сколько времени прошло?
– Двадцать лет.
Франсин взглянула на него. В школе она носила волосы подлиннее, и пластины с зубов исчезли, но в остальном она выглядела так же.
– Может, где-нибудь в подвале, в архиве. А что?
– Оно мне нужно.
– Вот так просто.
Майрон утвердительно качнул головой.
– Ты это серьезно?
– Ага.
– И ты хочешь, чтобы я его достала.
– Да.
Она вытерла руки салфеткой.
