– Ты Болитар? – рявкнула она.
Спина у нее была как из твердого сплава, лицо суровое.
– Да.
– Я – Поудич. Джин Поудич. – Манера говорить как у сержанта, занимающегося муштрой. Руки она заложила за спину и стояла, слегка раскачиваясь. – Видела, как ты играл, Болитар. Аж дух захватывало.
– Спасибо. – Он чуть не добавил «сэр».
– Все еще играешь?
– От случая к случаю.
– Отлично. Тут одна лодыжку подвернула. Нужна замена для разминки.
– Простите?
– У меня девять игроков на площадке, Болитар. Девять. Нужен десятый. В раздевалке полно спортивной одежды. И кроссовок. Пойди переоденься.
На просьбу это мало походило.
– Мне нужны наколенники, – сказал Майрон.
– Тоже имеются, Болитар. Там тебе все дадут. Поторопись. – Она хлопнула в ладоши, повернулась и удалилась.
Майрон секунду сидел неподвижно. Только этого ему не хватало.
Поудич свистнула в свисток так, что, казалось, внутренности вывалятся. Игра остановилась.
– Пробивайте штрафные броски, по десять, – приказала тренер. – Потом разминка.
Игроки отошли. К нему подбежала Бренда.
– Куда ты направился? – спросила она.
– Переодеваться.
Бренда подавила улыбку.
– В чем дело? – поинтересовался он.
– В раздевалке, – ответила Бренда. – У них там нет ничего, кроме шортов из лайкры.
Майрон покачал головой.
– Тогда кто-нибудь должен ее предупредить.
– Кого?
– Вашего тренера. Если я надену плотные желтые трусы, все позабудут о баскетболе.
Бренда рассмеялась.
– Постараюсь сохранить профессионализм, – пообещала она. – Но не наклоняйся передо мной, могу не удержаться и ущипнуть за задницу.
– Я не развлекать тебя собрался, – заметил Майрон.
– Жаль. – Она прошла за ним в раздевалку. – Да, насчет адвоката, который писал папе, – сказала Бренда. – Кинкейд.
– Да.
– Я вспомнила, где слышала это имя. Моя первая стипендия. Мне тогда было двенадцать лет. Он занимался юридической стороной дела.
– В каком смысле занимался?
– Подписывал мои чеки.
Майрон остановился.
– Ты получала стипендию чеками?
– Конечно. Стипендия покрывала обучение, жилье, учебники. Я записывала все свои расходы, а Кинкейд подписывал чеки.
– Как называлась стипендия?
– Та, первая? Не помню. «За образование» или что-то в этом роде.
– И долго Кинкейд занимался твоей стипендией?
– Пока я училась в школе. В колледже уже получала спортивную стипендию, так что все расходы легли на баскетбол.
– А в медицинской школе?
– Получила другую стипендию.
– На тех же условиях?
– Это была другая стипендия, не такая, как первая.
– Но опять оплачивалось все – обучение, жилье, учебники?
– Ага.
– И снова этим занимался адвокат?
Она кивнула.
– Фамилию помнишь?
– Да, – ответила она. – Рик Петерсон, Роузленд.
Майрон задумался. У него возникла смутная догадка.
– Сделай мне одолжение, – попросил он. – Я должен позвонить в пару мест. Попридержи вашего дракона.
– Попытаюсь, – хмыкнула Бренда и оставила его одного.
Раздевалка была безразмерной. За письменным столом сидел старик лет восьмидесяти. Он поинтересовался размером Майрона. Через две минуты старик протянул ему стопку одежды. Алую футболку, черные в голубую полоску носки, белые наколенники и, естественно, желтые шорты из лайкры.
Майрон нахмурился.
– Мне кажется, один цвет вы таки пропустили.
Старик сурово взглянул на него.
– У меня есть красный спортивный лифчик, если вас это интересует.
Майрон призадумался, но в итоге отказался.
Надел футболку. Натянуть шорты оказалось труднее, чем гидрокостюм. Все оказалось сжатым, хотя ощущение было довольно приятным. Майрон схватил сотовый телефон и поспешил в комнату тренера. По дороге прошел мимо зеркала. Он напомнил себе коробку с цветными мелками, давно забытую на подоконнике. Сел на скамейку и позвонил в офис.
– «МБ СпортПред», – раздался голос Эсперанцы.
– А где Синди? – поинтересовался Майрон.
– Обедает.
Перед его мысленным взором на мгновение возникла картина: Годзилла, пожирающая на ленч жителей Токио.
– И ей не нравится, когда ее называют просто Синди, – добавила Эсперанца. – Предпочитает Большая Синди.
– Извини меня за бесчувственность. У тебя есть список телефонных звонков Хораса Слотера?
– Да.
– Поищи там адвоката Рика Петерсона.
Ждать долго не пришлось.
– Ты прямо кудесник, – сказала она. – Пять звонков.
Шестеренки в голове Майрона бешено закрутились. Плохой признак.
– Кто-нибудь звонил?
– Дважды звонила Ведьма.
– Пожалуйста, не называй ее так, – попросил Майрон.
Хотя это было большим достижением. Раньше Эсперанца величала Джессику не иначе, как сукой. В последнее время Майрон надеялся, что отношения между женщинами потеплеют, тем более что Джессика пригласила Эсперанцу на ланч. Но теперь понял, что ничто, кроме, пожалуй, ядерного взрыва, не сможет растопить лед. Некоторые ошибались, считая это ревностью. Нет. Пять лет назад Эсперанца стала свидетельницей того, как Джессика обидела Майрона. И видела, как это на него подействовало.
Некоторые люди таят обиды. Эсперанца же цеплялась за них, обматывала их вокруг себя, использовала цемент и клей, чтобы удержать обиды на месте.
– Зачем вообще она сюда звонит? – огрызнулась Эсперанца. – Она что, забыла номер твоего сотового телефона?
– Ты не могла бы просто сказать, что она просила передать?
Эсперанца издала звук, будто подавившись ложкой супа.
– У вас такие зрелые взаимоотношения.
– Так что Джессика просила передать, пожалуйста?
– Чтобы ты ей позвонил. В «Беверли Уилшир». Номер шестьсот восемнадцать. Наверное, специальный номер для сучек.
Вот вам и потепление отношений. Эсперанца продиктовала ему номер. Майрон записал.
– Что-нибудь еще?
– Звонила твоя мать. Не забудь, ты сегодня у них ужинаешь. Отец собирается жарить мясо на углях. Будет еще целая свора тетушек и дядюшек.
