– В воскресенье? – удивился Майрон.
– Возможно, Господь и взял выходной, но не владельцы команды.
– Ты про Хораса Слотера слышала? – спросил он.
– Да, – ответила она. – Мне очень жаль твоего друга, но мы должны продолжать работу. И у нас проблема.
– Какая?
– «Янки» собираются продать Лестера Эллиса. Сиэтлу. Завтра с утра пораньше совещание.
Майрон потер пальцами переносицу.
– Откуда ты узнала?
– От Девона Ричардса.
Надежный источник. Черт!
– А Лестер в курсе?
– Не-а.
– С ним случится припадок.
– Будто я не знаю.
– Есть предложения?
– Ни одного, – ответила Эсперанца. – Сомнительное преимущество подчиненной.
Раздался сигнал, извещающий, что кто-то пытается до него дозвониться.
– Я перезвоню. – Он поменял линии.
– За мной хвост, – сообщила Франсин Нигли.
– Ты где?
– Недалеко от Мемориальной площади.
– Какая машина?
– Синий «бьюик». Довольно старый. Белый верх.
– Номер запомнила?
– Нью-Джерси, четыре-семь-четыре-пять Т.
Майрон немного подумал.
– Когда у тебя начинается смена?
– Через полчаса.
– Работаешь в машине или в участке?
– В участке.
– Ладно, я его там прихвачу.
– Прихватишь?
– Если ты работаешь в участке, не станет же он тратить прекрасное воскресенье, чтобы болтаться около. Я сяду ему на хвост.
– На хвост хвосту?
– Именно. Поезжай по Маунт-Плезант на Ливингстон-авеню. Я там и подключусь.
– Эй, Майрон?
– Да?
– Если происходит что-то серьезное, я хочу в дело.
– Конечно.
Они закончили разговор, и Майрон направился в Ливингстон. Остановился недалеко от площади, у поворота на Ливингстон-авеню. Отсюда хорошо был виден полицейский участок и открыт путь в любом направлении. Не выключая мотор, Майрон сидел и наблюдал за площадью. Она была любимым местом ливингстонцев. Прогуливалось много старушек, наиболее лихие – одетые в спортивные костюмы – размахивали гантелями. Забавно. А вот работали языками больше, чем мускулами. Мимо отрешенно пробегали закаленные любители бега трусцой. Они были в солнцезащитных очках на суровых лицах и зачастую с голым пузом. Даже мужчины. Что происходит?
Майрон заставил себя не думать о том поцелуе с Брендой. О ее улыбке. О том, каким румяным становится ее лицо, когда она возбуждается. С каким интересом она разговаривала с гостями родителей. Или как нежно накладывала повязку на поцарапанную ногу Тимми.
Нельзя ему о ней думать.
На короткое мгновение он прикинул, как бы отнесся к этому Хорас. Странная все-таки мысль. Но никуда не денешься. Интересно, одобрил бы его старый учитель? И как это – встречаться с чернокожей женщиной? Есть ли в этом табу известное притяжение? Отвращение? Беспокойство о будущем? Майрон представил себе, как они живут в пригороде, врач-педиатр и спортивный агент, смешанная пара с одинаковыми надежными устремлениями. Но тут же одернул себя: глупо мужику, влюбленному в женщину в Лос-Анджелесе, воображать такую чушь о девушке, которую он знает всего два дня.
Глупо. Это точно.
Закаленная бегунья в тесных шортах и старом белом спортивном лифчике пробежала мимо. Заглянула в машину и улыбнулась. Майрон улыбнулся в ответ. Голый живот. Нет худа без добра.
Машина Франсин Нигли подъехала к полицейскому участку и остановилась на другой стороне улицы. Майрон включил передачу и поставил ногу на тормоз. «Бьюик» просвистел мимо, не снижая скорости. Майрон пытался по номеру узнать, в отделении автоинспекции, чья это машина. Но ведь воскресенье, тут уж ничего не попишешь.
Он выехал на Ливингстон-авеню и поехал за «бьюиком» на юг. Он держался на расстоянии четырех машин. Никто не давил слишком сильно на педаль газа. В Ливингстоне не любили по воскресеньям спешить. На Нортфилд-авеню «бьюику» пришлось остановиться на красный свет. Справа находилось небольшое кирпичное здание минимаркета. Когда Майрон был мальчишкой, здесь располагалась начальная школа. Но примерно двадцать лет назад кто-то решил, что Нью-Джерси нужно меньше школ и больше магазинов. Умеют же некоторые заглядывать в будущее?
«Бьюик» свернул направо. Майрон, держась на приличном расстоянии, последовал за ним. Они снова направлялись к Десятой улице, но, не доезжая до нее с полмили, «бьюик» свернул на Кресент-роуд. Майрон нахмурился. Маленькая пригородная улочка, которой пользовались, чтобы проехать напрямую к Хобард-Гэп-роуд. Гм. Это могло означать, что мистер «бьюик» прилично знал город и, следовательно, не был приезжим.
Поворот направо, потом сразу же налево. Теперь Майрон знал, куда они направляются. Здесь, помимо жилых домов и наполовину пересохшего ручья, находилось лишь поле Малой лиги.
Поле «Мидбрук». По сути, даже два поля. В такое солнечное воскресенье там наверняка забиты все парковочные стоянки. Вместо деревянных вагончиков, которые помнил Майрон, появились минифургоны. В остальном здесь мало что изменилось. Поле все еще было из гравия. Те же металлические и шатающиеся трибуны, и, как всегда, полно родителей, чересчур громко поддерживающих игроков.
«Бьюик» остановился в неположенном месте за автобусной остановкой. Майрон замедлил ход и стал ждать. Когда дверца машины открылась и оттуда торжественно появился детектив Уикнер, когда-то занимавшийся делом Элизабет Брэдфорд, Майрон почти не удивился. Отставной полицейский резко снял солнцезащитные очки и швырнул их на сиденье автомобиля. Затем надел зеленую бейсболку с буквой «S» над козырьком. Можно было практически видеть, как разгладились морщины на его лице, будто солнце над полем было прекрасным массажистом. Уикнер помахал группе мужчин, стоящих за остановкой Эли Уикнера, если верить табличке. Те помахали в ответ, и Уикнер направился в их сторону.
Майрон некоторое время сидел неподвижно. Детектив Эли Уикнер ошивался здесь в одном и том же месте еще в те дни, когда Майрон приходил на поле. Трон Уикнера. Люди здоровались с ним. Подходили и хлопали по плечу, жали руку. Майрон ждал, не поцелуют ли они его кольцо. Теперь Уикнер просто сиял. Он был дома. В раю. Там, где он все еще что-то значил.
Пора вмешаться.
Майрон нашел место для парковки в следующем квартале. Он выскочил из машины и вернулся к полю. Гравий хрустел под ногами. Он как бы вернулся в то время, когда мальчишкой топал в мягких кедах по этому гравию. Майрон был хорошим игроком Малой лиги, да что там, он был замечательным игроком лет до одиннадцати. Это случилось здесь, на втором поле. Майрон держал в лиге первенство по количеству завоеванных очков. За оставшиеся четыре игры ему надо было заработать всего два очка, чтобы побить рекорд Малой лиги Ливингстона. Бил двенадцатилетний Джо Давито. Он ударил резко, бесконтрольно. После первого броска мяч попал прямо в лоб Майрона, как раз под шлемом. Майрон упал. Он помнил, что моргал, когда падал на спину. Помнил, что смотрел прямо на солнце. Помнил, что видел лицо своего тренера, мистера Фарли. Потом появился отец. Он смахнул слезы, сильными руками обнял его и осторожно придержал голову ладонью. Майрон тогда попал в больницу, но травма быстро прошла. По крайней мере, с физической точки зрения. Но с той поры бейсбол для Майрона утратил свою привлекательность. Игра, делающая тебе больно, что-то теряет.
