Через год он вообще бросил играть в бейсбол.
Вокруг Уикнера толпились человек шесть мужчин. На всех – бейсболки, одетые прямо и высоко, без единой морщинки, не так, как на детях. Белые футболки обтягивали животы, напоминающие раздутые кегельные шары. Они стояли, прислонившись к забору и положив на него локти с таким видом, будто совершали воскресную прогулку в машине. Мужчины обменивались замечаниями по поводу детей, обсуждали другие игры, предсказывали будущие результаты, как будто их точка зрения кого-то интересовала.
С Малой лигой было много неприятностей. В последнее время в прессе постоянно писали об амбициозных родителях, чьи дети играли в ней, и вполне заслуженно. Но предлагаемая альтернатива, где все равны и все правильно с политической точки зрения, была немногим лучше. Предположим, ребенок бьет слабо. Он вздыхает и идет на место. Тренер нового образца орет: «Хороший удар!» Но, разумеется, ничего хорошего в том ударе не было. Так зачем тогда все? Родители делают вид, что победа не имеет значения, что лучший игрок в команде не должен использоваться чаще, чем самый слабый. Но все это сплошная ерунда, да и ребенка не обманешь. Дети не идиоты. Они знают, когда к ним относятся снисходительно, прикрывая их неудачи трепом насчет «чем бы дитя не тешилось». И им это не нравится.
Так что неприятности продолжаются. И видно, будут всегда.
Несколько человек узнали Майрона. Они подталкивали стоящих рядом людей локтями и показывали в его сторону. Вон он, Майрон Болитар. Лучший баскетболист, когда-либо вышедший из этого города. Стал бы великолепным профессионалом, если бы… Если бы. Судьба. Майрон Болитар. Полулегенда, полупредупреждение нынешней молодежи. Спортивный эквивалент разбитой в дребодан машины, которая выставляется в назидание выпивохам за рулем.
Майрон направился прямиком к стоявшим у остановки. Ливингстонские болельщики. Те же самые люди постоянно ходили на футбол, баскетбол и бейсбол. Некоторые были вполне приличные. Другие «крутые». Все они узнали Майрона и тепло с ним поздоровались. Детектив Уикнер молчал, не отрывая глаз от поля, демонстративно погрузившись в игру, хотя в этот момент как раз был перерыв между подачами.
Майрон коснулся плеча Уикнера.
– Привет, детектив.
Уикнер медленно повернулся. Его серые глаза всегда были пронзительными, но сегодня они еще вдобавок сильно покраснели. Возможно, конъюнктивит. Или аллергия. Или выпивка. На выбор. Лицо настолько загорело, что напоминала сыромятную кожу. На нем была желтая рубашка с воротником и молнией спереди. Сквозь расстегнутую молнию виднелась толстая золотая цепь. Возможно, недавно приобретенная, чтобы скрасить отставку. Но, похоже, не сработало.
Уикнер изобразил улыбку.
– Ты уже достаточно взрослый, Майрон, чтобы звать меня Эли.
Майрон решил попробовать.
– Как жизнь, Эли?
– Ничего себе, Майрон. Мне нравится на пенсии. Много рыбачу. А как ты? Видел, что пытался вернуться. Жаль, не получилось.
– Спасибо, – ответил Майрон.
– Ты все еще живешь с родителями?
– Нет, я теперь живу в городе.
– И что привело тебя сюда? Навестил семью?
Майрон покачал головой.
– Я хотел потолковать с вами.
Они отошли от остальных на несколько шагов. Никто не пошел следом, было ясно, что сопровождения им не требовалось.
– О чем? – спросил Уикнер.
– Об одном старом деле.
– Полицейском?
Майрон спокойно посмотрел на него.
– Да.
– И каком же именно?
– Смерть Элизабет Брэдфорд.
К чести Уикнера следует сказать, он не стал изображать удивление. Он снял бейсболку и разгладил ее. Потом снова надел.
– Что тебя интересует?
– О взятке, – сказал Майрон. – Брэдфорды вам сразу хорошо заплатили или установили какой-то постоянный доход с процентами и прочим?
Уикнер достойно выдержал удар. Только угол рта задергался, будто он сдерживает слезы.
– Мне не слишком нравится твой тон, сынок.
– Жаль. – Майрон понимал, что его единственный шанс – прямое нападение. Ходить вокруг да около или задавать наводящие вопросы – пустое дело. – У вас на выбор два варианта, Эли. Первый. Вы говорите мне, что на самом деле случилось с Элизабет Брэдфорд, а я постараюсь нигде не упоминать вашего имени. Второй вариант. Я иду в газеты и поднимаю шум насчет того, что полиция покрыла преступление, и ваша репутация полетит к чертям собачьим. – Майрон жестом показал на поле. – И если сможете показаться в общественном сортире, считайте, что вам крупно повезло.
Уикнер отвернулся. Майрон видел, как от тяжелого дыхания поднимаются и опускаются его плечи.
– Понятия не имею, о чем ты болтаешь.
Майрон немного поколебался. Потом мягко спросил:
– Что с вами произошло, Эли?
– Что?
– Когда-то вы были моим кумиром, – сказал Майрон. – Мне было небезразлично, что вы обо мне думали.
Он попал в больное место. Плечи Уикнера дрогнули. Но он не поднимал лица. Майрон ждал. Наконец Уикнер повернулся к нему. Кожа на лице казалась еще суше, более тонкой. Он пытался что-то сказать. Майрон ждал.
Тяжелая рука легла сзади на плечо Майрона и сжала его.
– Какие-нибудь проблемы?
Майрон круто повернулся. Рука принадлежала старшему детективу, громиле Рою Померанцу, который был когда-то партнером Уикнера. На нем была белая футболка и белые шорты. Он все еще сохранял приличную форму, хотя абсолютно облысел. Голова блестела, будто смазанная воском.
– Уберите руку с моего плеча, – произнес Майрон.
Померанц просьбу проигнорировал.
– У вас все в порядке?
– Мы просто беседуем, Рой, – проговорил Уикнер.
– О чем это?
Тут вмешался Майрон.
– О вас.
– В самом деле? – протянул он с широкой улыбкой.
– Мы как раз говорили, что вам серьгу в ухо, и вас не отличить от мистера Клина.
Улыбки как не бывало.
– Повторяю в последний раз. – Майрон понизил голос. – Уберите руку, или я ее переломаю на три части. – (Обратите внимание на упоминание о трех частях. Конкретные угрозы всегда действеннее. Он научился этому у Уина.)
Померанц подержал руку еще секунду или две – чтобы сохранить лицо – и медленно убрал.
– Вы все еще служите, Рой, – сказал Майрон. – Значит, вам больше терять. Но я сделаю вам такое же предложение. Расскажите мне все, что вы знаете о деле Брэдфордов, и я нигде не упомяну ваше имя.
– Забавно получается, Болитар, – ухмыльнулся Померанц.
– Что именно?
