— Знаешь, чем мы сейчас занимаемся? — сказала она. — Транспортировкой мертвого тела, вот чем. Это квалифицируется как уголовное преступление или судебно наказуемый поступок?
— Не помню. Во всяком случае, такие дела не поощряются, это уж точно. А вот закон на эту тему сформулирован довольно расплывчато.
— В кино в таких случаях говорят, что ты не имеешь права ни к чему прикасаться.
— В кино я ни к чему и не прикасаюсь. И точно знаю, что в подобных ситуациях ты обязан немедленно сообщить о трупе в полицию. И ведь ты вполне могла это сделать, Кэролайн. Вполне могла выйти из сортира и сообщить Рею, что там, на стульчаке, сидит труп. Тебе даже не пришлось бы звонить.
Она пожала плечами.
— Но я подумала, он потребует объяснений.
— Вполне вероятно.
— А у нас не было подходящего объяснения.
— И снова ты права.
— Но как он туда попал, а, Берни?
— Понятия не имею. На ощупь вроде бы был еще теплый, но с другой стороны, мне не так уж часто доводилось трогать покойников, и я не знаю, сколько им требуется времени, чтобы остыть. Может, он находился в лавке со вчерашнего дня. Ты же помнишь, вчера я запирал ее второпях, потому что меня арестовали, ну я и не мог сосредоточиться и сделать все как положено. Может, он затаился среди стеллажей, а может, проскользнул незамеченным в подсобку и спрятался там.
— Но к чему ему было прятаться?
— Понятия не имею. Ладно, не важно. Словом, каким-то образом он оказался в подсобке, а потом, ночью или утром, пошел в сортир, сел на стульчак, не спустив штанов, и умер.
— От сердечного приступа или чего-то еще?
— Или чего-то еще, — согласился я, и в ту же секунду переднее колесо врезалось в бордюр на обочине. Голова нашего пассажира качнулась вперед, и с нее едва не слетели очки и кепка. Кэролайн поспешила привести его в порядок.
— Он на нас в суд подаст, — сказала она, — за небрежное обращение.
— Что за шутки, Кэролайн! Это же как-никак покойник.
— Извини. Просто вырвалось. Чисто нервное, полагаю. Так ты считаешь, он умер естественной смертью?
— Это Нью-Йорк. Смерть от руки убийцы — случай вполне естественный.
— Думаешь, его убили? Но кто мог его убить?
— Не знаю.
— Думаешь, с ним в лавке прятался кто-то еще? Но как он потом выбрался?
— Понятия не имею.
— А может, этот Тренквист совершил самоубийство, а?
— Почему бы нет? И вообще, он был агентом русской разведки, и в полости зуба у него находилась капсула с цианистым калием, и он чувствовал, что дело его швах, вот и забежал в мою лавку и принял яд. И я нахожу вполне естественным и оправданным, что человек захотел умереть в окружении первоизданий и изящных переплетов.
— Ну хорошо, если это не сердечный приступ и не самоубийство…
— И не лишай, — вставил я. — Тут вообще возможно много вариантов.
— Но если он умер не от всех этих вещей, а был убит, как удалось это сделать? Как это ты умудрился запереть в лавке двух совершенно посторонних людей?
— Не знаю.
— Но все же?
— Ну, может, этот некто успел проскочить, когда сегодня утром я отпирал дверь. Я мог и не заметить. Или тогда, когда вышел купить кофе, а потом отправился к тебе.
— Этот паршивый кофе…
— Да… Он мог пробраться в туалет и там помереть. Или же был не один, и этот второй, убил его. Или же он вошел один, а потом явился убийца, и он открыл ему дверь, и этот человек вошел и убил его.
— Или же убийца смог проникнуть в лавку накануне, просидел всю ночь запертым, а когда утром появился Тернквист, впустил его и убил. Но разве мог один из них впустить другого без ключа?
— Без проблем, — сказал я. — Я не слишком старательно запер дверь, отправляясь за кофе. Я даже оставил на улице столик с книгами, а дверь просто захлопнул, и замок автоматически защелкнулся. Не помню, чтоб я запирал его ключом… — Я нахмурился, силясь вспомнить. — Хотя нет, погоди! Кажется, она была заперта, когда я вернулся, потому что ключ пришлось повернуть дважды. Черт!..
— Что такое?
— Погоди, я что-то совсем запутался, — сказал я. — Ну, допустим это Тренквист впустил убийцу. Отпер ему дверь изнутри, просто повернув ручку, так? А потом убийца оставил его тело в сортире и вышел из лавки, но как ему удалось запереть дверь?
— Может, у тебя в лавке где-то завалялись запасные ключи? Может, он нашел их и…
— Но ведь это еще надо было умудриться найти, а он торопился. К тому же я теперь точно вспомнил, что не запирал замка на два оборота.
— Да, ерунда какая-то получается…
— Полная бессмыслица… Осторожно, обочина!
— Черт!
— И тут, смотри, аккуратней, не вляпайся. Нет, все же я считаю, надо обязать людей подбирать за своими собаками дерьмо. Да, прогулка по городу снова становится настоящим приключением.
Мы перебрались через очередной бордюр, перешли еще через одну улицу. Двигались мы в направлении западной окраины города, и уже после Абингдон-Сквер движение на проезжей части и тротуарах заметно поубавилось. На углу Двенадцатой и Хадсон мы прошли мимо дома для инвалидов и престарелых, и некий пожилой джентльмен в похожем кресле приветствовал Тернквиста, одобрительно выставив большой палец.
— Эй, полегче на поворотах! Не позволяй этим молодым людям растрясти себя, — посоветовал он нашему пассажиру. — Учись управлять транспортным средством сам. — Ответа не последовало, и он, подозрительно щурясь, уставился на нас мерцающими глазами. — А ваш старичок, как вижу, уже в отключке, — заметил он.
— Боюсь, что да.
— Ну, ничего. Ему, сукиному сыну, еще повезло. Его не вышвырнули из дома, как некоторых… — не без горечи добавил он. — Когда очухается, можете передать ему следующее. Лично я считаю, ему чертовски повезло, что у него такие заботливые дети.
Перейдя через Гринвич-стрит, мы свернули влево, на Вашингтон. В полутора кварталах отсюда, между Бэнк и Бэтьюн, находились склады, частично переоборудованные под кооперативные лофты.
[25]
Ребята из команды, совершавшей это волшебное превращение, давным-давно бесследно исчезли.
Я притормозил.
Кэролайн спросила:
— Здесь?
— Ничем не хуже, чем любое другое место. Тут даже настил имеется, для вкатывания бочек. Так что с креслом никаких проблем.
— А я думала, мы доедем до пирса, что у Мортон-стрит. И сбросим его в Гудзон вместе с креслом и всем прочим.
— Кэролайн…
