— На этот раз, кажется, обошлось.
— Как будто да. Кинен время от времени нюхает смэк. Не знаю, известно вам это или нет.
— Откуда это могло быть мне известно?
— Я так и думал. Может, раз в месяц, а может, реже. Это он так оттягивается — идет в джаз-клуб и в уборной нюхает, чтобы лучше воспринимать музыку. А Франси он ничего не говорил. Он был уверен, что ей это не понравится, и не хотел ронять себя в ее глазах.
— Но она знала, что он им торгует?
— Это другое дело. Это бизнес, это его занятие. И потом он не собирался торговать им всю жизнь. Несколько лет — и все, такой был у него план.
— У всех такой план.
— Понимаю, что вы хотите сказать. Но так или иначе, ее это не особо беспокоило. Это его дела, это другой мир, который ее не касался. Но он не хотел, чтобы она знала, что он сам иногда нюхает — Он помолчал несколько секунд, а потом сказал: — Вчера он нанюхался. Я его спросил напрямик, но он стал отпираться. Только поймите, старина, разве наркомана обманешь, когда речь идет о зелье? Человек явно под кайфом, а клянется, что нет. Наверное, потому, что я завязал и пить бросил, он не хотел вводить меня в искушение, но не надо считать меня таким уж дураком, верно?
— Вам неприятно, что он может себе это позволить, а вы нет?
— Неприятно? Конечно, чертовски неприятно, а как же. Завтра он летит в Европу.
— Он мне говорил.
— Вроде у него там какая-то сделка наклевывается, можно сорвать хороший куш. Прекрасный способ угодить за решетку — заключать сделку наобум. А если не за решетку, то что-нибудь похуже.
— Вы за него беспокоитесь?
— Господи, — ответил он. — Я за всех нас беспокоюсь.
* * *
На мосту, который ведет в Манхэттен, он сказал:
— Когда я был мальчишкой, я любил мосты. Даже собирал их фотографии. Мой старик решил, что я должен стать архитектором.
— Мне кажется, вы еще можете им стать.
Он рассмеялся.
— Что же мне, снова пойти учиться? Нет, понимаете, мне самому никогда этого не хотелось. У меня не было желания строить мосты. Я просто любил на них смотреть. Если мне когда-нибудь вздумается послать все к черту, я прыгну с Бруклинского моста. Вот будет номер, если на полпути передумаешь, правда?
— Я как-то слышал на собрании, как один человек рассказывал про себя. Он был пьян до потери сознания и пришел в себя на одном из мостов, по-моему, как раз на этом, — стоял по ту сторону перил, одна нога в воздухе.
— Серьезно?
— По-моему, он говорил серьезно. И совершенно не помнил, как туда попал. Просто раз — и стоит там, одной рукой держится за перила и ногу свесил. Потом перелез обратно через перила и отправился домой.
— И должно быть, еще выпил.
— Наверное. Но представьте себе, что он очухался бы на пять секунд позже.
— То есть уже после того, как сделал шаг? Ужасное чувство, правда? Одно хорошо — продолжалось бы это недолго. О, черт, надо было перестроиться в другой ряд. Ну ничего, сделаем крюк в несколько кварталов. К тому же мне здесь нравится. Вы часто здесь бываете, Мэтт?
Мы ехали мимо морского порта на Саут-стрит, по недавно перестроенному району вокруг рыбного рынка.
— Был прошлым летом, — ответил я. — Мы полдня гуляли здесь с моей девушкой, ходили по магазинам и пообедали в ресторане.
— Тут все выглядит немного по-пижонски, но мне нравится. Только не летом. Знаете, когда здесь лучше всего? Вот в такую ночь, когда холодно и пусто, и дождик моросит. Тогда здесь действительно красиво. — Он рассмеялся. — Вот что значит быть безнадежным наркоманом. Покажите ему Эдемский сад, и он потребует, чтобы там было темно, холодно и неуютно. И чтобы он был там один.
* * *
Когда мы подъехали к моему отелю, он сказал:
— Спасибо, Мэтт.
— За что? Я все равно пошел бы на собрание. Это я должен сказать вам спасибо, что подвезли.
— Ну, так спасибо за компанию. Но прежде чем вы уйдете, хочу задать один вопрос — весь вечер собирался. Вот это дело Кинена. Как вы думаете, много у вас шансов чего-то добиться?
— Я ведь не просто делаю вид, что работаю.
— Нет, я понимаю, что вы стараетесь, как можете. Мне интересно — как вы считаете, есть шансы, что дело выгорит?
— Шансы есть, — ответил я. — Но не знаю, насколько хорошие. Начинать-то мне пришлось почти с нуля.
— Это я понимаю. На мой взгляд, просто с нуля. Но, конечно, вы, как профессионал, все видите иначе.
— Видите ли, Пит, я тут предпринял кое-какие действия, и многое зависит от того, что из этого выйдет. К тому же есть еще одна важная вещь — как они будут действовать дальше, а этого мы предвидеть не можем. По-вашему, я оптимист? Смотря когда вы меня об этом спросите.
— То же самое, что и с вашей Высшей Силой, а? Но знаете, что я хочу вам сказать? Если вы придете к выводу, что это безнадежно, не сразу говорите брату, ладно? Продержитесь еще неделю-другую. Чтобы он знал, что сделано все возможное.
Я ничего не ответил.
— Я хочу сказать...
— Я знаю, что вы хотите сказать. Только можно было мне этого и не говорить. Я всегда был упрям, как козел. Когда уж я за что-то взялся, мне чертовски трудно отступиться. По правде говоря, я думаю, что если мне что-то и удается, то именно поэтому. Не потому, что я такой уж гениальный. Я просто вцепляюсь мертвой хваткой, как бульдог, и трясу, пока чего-нибудь не вытрясу.
— И рано или поздно вытрясаете? Я знаю, раньше говорили, что убийство никогда никому не сходит с рук.
— Разве так говорили? Теперь больше не говорят. Теперь убийства то и дело сходят с рук. — Я вышел из машины, но потом нагнулся к окну и добавил: — То есть в каком-то смысле сходят. А в другом смысле — нет. Честно говоря, я думаю, что на самом деле ничего никому с рук не сходит.
9
В тот вечер я засиделся допоздна. Пробовал заснуть — не получилось, пробовал читать — не мог. Кончилось тем, что я уселся у окна и смотрел, как в свете фонарей идет дождь. В голове у меня бродили какие-то длинные, неторопливые мысли. «У юношей длинные, длинные мысли» — такая строчка попалась мне в каком-то стихотворении. Но длинные мысли могут быть не только у юношей — они приходят в голову в любом возрасте, если не можешь заснуть, а за окном моросит дождь.
На следующее утро я был еще в постели, когда около десяти зазвонил телефон.
— Эй вы, штучка, у вас есть ручка? — сказал Ти-Джей. — Вам нужна ручка, чтобы записать вот что. — Он выпалил два семизначных номера. — И еще на всякий случай запишите семь-один-восемь, потому что это надо набрать сначала.
— И кто возьмет трубку, когда я туда позвоню?
