— Расскажи ему, о чем речь, малыш.
— Не знаю. — Он снова повернулся ко мне, поставил стул спинкой от себя и уселся на него верхом. — Вот какое дело, Мэтт. Можно, я буду так вас звать? — Я сказал, что можно. — Вот какое дело. Мне надо знать, могу ли я вам кое-что сообщить, чтобы потом не ломать себе голову, кому вы об этом расскажете. В общем, вопрос сводится к тому, насколько вы еще полицейский.
Хороший вопрос, я сам частенько над этим задумываюсь.
— Я проработал в полиции много лет, — ответил я. — Но с тех пор как я оттуда ушел, во мне с каждым годом остается от полицейского все меньше и меньше. Вы хотите спросить, сохраню ли я в тайне то, что от вас услышу? Официально у меня нет статуса адвоката. То, что вы мне расскажете, не будет считаться конфиденциальной информацией. В то же время на службе закона я не состою, а значит, сообщать властям о том, что узнал, обязан не в большей степени, чем любой другой гражданин.
— И что из этого следует?
— Не знаю, что из этого следует. По-разному бывает. Вряд ли я могу обещать вам что-то определенное, не зная, что вы собираетесь мне рассказать. Я приехал сюда потому, что Пит не хотел ничего говорить по телефону, но вы, кажется, и здесь ничего не хотите говорить. Может, мне лучше отправиться домой?
— Возможно, — сказал он.
— Малыш...
— Нет, — продолжал он, встав со стула. — Это была неплохая мысль, старина, только ничего не получается. Мы отыщем их сами.
Он вынул из кармана пачку денег, отделил от нее одну сотенную и протянул мне.
— Это за такси в оба конца и за время, которое вы потратили, Мэтт. Извините, что заставили вас зря тащиться в такую даль.
Видя, что я не беру деньги, он сказал:
— Или ваше время стоит дороже, чем я полагал? Вот еще, чтобы вам не было обидно.
Он добавил еще сотенную, но вместо того, чтобы протянуть руку за деньгами, я оттолкнул стул и встал.
— Вы мне ничего не должны, — сказал я. — Я и сам не знаю, сколько стоит мое время. Давайте будем считать, что вы расплатились со мной этой чашкой кофе.
— Прошу вас, возьмите деньги. Господи, да только такси стоит долларов по двадцать пять в один конец.
— Я ехал на метро.
Он уставился на меня.
— Вы приехали сюда на метро? Разве брат не сказал вам, чтобы вы взяли такси? Зачем вам экономить на мелочах, если плачу я?
— Уберите свои деньги, — сказал я. — Я ехал на метро, потому что так проще и быстрее. Как я добираюсь из одного места в другое, это мое дело, мистер Кхари, я всегда действую так, как считаю нужным. Не учите меня, как передвигаться по городу, и я не стану учить вас, как сбывать крэк
[7]
школьникам. Договорились?
— Господи! — произнес он.
Повернувшись к Питу, я сказал:
— Мне жаль, что мы с вами зря потратили время. Спасибо, что вспомнили обо мне.
Он спросил, не надо ли подвезти меня в город или хотя бы подбросить до станции метро.
— Нет, — ответил я. — Пожалуй, немного пройдусь по Бэй-Риджу. Я не был здесь уже много лет. Как-то я вел одно дело, и мне приходилось бывать в нескольких кварталах отсюда, на этой же Колониал-роуд, но немного севернее. Прямо напротив парка. Оулзхед-Парк — так, по-моему, он называется.
— Это кварталов восемь-десять отсюда, — сказал Кинен Кхари.
— Да, кажется, так. Того типа, который тогда меня нанял, обвиняли в убийстве собственной жены, я кое-что для него сделал, и в результате обвинение сняли.
— Он был невиновен?
— Нет, убить-то он ее убил, — сказал я, живо припомнив всю эту историю. — Но тогда я этого не знал. Узнал только потом.
— И уже ничего не могли поделать.
— Почему, конечно, мог, — возразил я. — Томми Тиллери, вот как его звали. Не помню, как звали его жену, а вот как подружку звали, помню — Кэролайн Читхэм. Когда она умерла, его в конце концов посадили за убийство.
— Он и ее убил?
— Нет, она покончила с собой. А я сделал так, чтобы это выглядело как убийство и чтобы его за это посадили. Я вытащил его из одной истории, хоть он этого и не заслуживал, и мне показалось, что будет правильно, если я впутаю его в другую.
— И сколько он отсидел?
— Сколько смог. Он умер в тюрьме. Кто-то проткнул его ножом. — Я вздохнул. — Мне пришло в голову — дай-ка прогуляюсь мимо его дома: может, вспомнится что-то еще. Только, похоже, все вспомнилось и без этого.
— И вам стало не по себе?
— От воспоминаний-то? Да нет, не особенно. Мне приходилось делать такие вещи, о которых вспоминать куда неприятнее.
Я огляделся в поисках своего плаща, но сообразил, что не надевал его. Погода стояла весенняя, самое время для спортивных курток, хотя к вечеру должно было похолодать градусов до десяти, а может, и ниже.
Я направился к двери. Кхари окликнул меня:
— Погодите минуту, пожалуйста, мистер Скаддер.
Я взглянул на него.
— Я не то сказал. Извините.
— Вам не за что извиняться.
— Нет, есть за что. Я не смог сдержаться. Ничего такого я не хотел. Я сегодня разбил телефон. Номер был занят, я вышел из себя и стал колотить аппаратом по стене, пока он не разлетелся вдребезги. — Кхари покачал головой. — Со мной никогда такого не бывало. Мне очень тяжело.
— Это со многими случается.
— Да, наверное. Только что какие-то типы похитили мою жену, разрезали ее на кусочки, завернули в пластик и вернули мне в багажнике машины. Наверное, такое действительно со многими случается. Не знаю.
— Спокойнее, малыш, — сказал Пит.
— Да нет, не волнуйся, — ответил Кинен. — Мэтт, присядьте на минуту. Давайте я вам все расскажу, с начала и до конца, а потом вы решите, браться за это дело или нет. Забудьте, что я говорил раньше. Мне все равно, кому вы скажете, а кому не скажете. Я просто не хотел говорить это вслух, потому что тогда все превращается в реальность, но ведь это и так реальность, верно?
* * *
Он рассказал мне всю историю — примерно в таком же виде, как я изложил ее в самом начале. Некоторые подробности, ставшие известными позже, в ходе моего расследования, я там добавил от себя, но кое-какие сведения братья Кхари уже добыли самостоятельно. В пятницу они разыскали «тойоту-кэмри», которую Франсина оставила на стоянке на Атлантик-авеню, и это вывело их на «Арабского гурмана», а по пакетам с покупками в багажнике они узнали, что она заезжала в «Д'Агостино».
Когда Кинен закончил свой рассказ, я отказался от второй чашки кофе и взял предложенный мне стакан содовой.