Спрятали тележку, и, прихватив одеяла, поднялись по каменистому откосу и устроили наблюдательный пункт, откуда дорога сквозь частокол деревьев просматривалась не меньше чем на полмили. Расположились с подветренной стороны, и закутались поплотнее в одеяла, и по очереди дежурили. Мальчик не выдержал, уснул. Отец и сам уже начал засыпать, как вдруг увидел фигуру человека, остановившегося на взгорке посреди дороги. Вскоре появились еще двое. И четвертый. Сбились в кучу, постояли. Потом пошли вперед. В сумерках он с трудом их различал. Испугался, что они решат встать поблизости на ночлег, пожалел, что не нашел место подальше от дороги. Если останутся на мосту, им с мальчиком предстоит долгая опасная ночь. Четверо спустились по дороге и перешли по мосту на другую сторону. Трое мужчин и одна женщина. Женщина идет по-утиному, вразвалку; когда подошла поближе, то он разглядел: беременна. У мужчин за плечами рюкзаки, женщина тащит небольшой чемоданчик. Опустившиеся, жалкие бродяги. Описать невозможно. Пар изо рта. Нет, не остановились, продолжили свой путь и вскоре один за другим исчезли в ночи.
И что же? Ночь и вправду оказалась долгой. Как только стало светать, надел ботинки, поднялся, завернувшись в одно из одеял, подошел к краю утеса и стал всматриваться в дорогу внизу. Голые деревья стального цвета, по обеим сторонам дороги поля. Зубчатые очертания старых прицепов к боронам. Наверное, для сбора хлопка. Мальчик спал, и отец спустился к тележке, и вытащил карту, и бутылку воды, и банку фруктов из их оскудевших запасов, и вернулся назад, и сидел в одеялах, изучая карту.
— Ты всегда преувеличиваешь, столько мы не прошли.
Передвинул палец:
— Ну что же, тогда мы здесь.
— Еще нет.
— Здесь.
— Правильно.
Он собрал измятые ветхие куски карты. Сказал:
— Хорошо.
Сидели и сквозь деревья рассматривали дорогу.
Как думаешь, праотцы смотрят на нас сверху? Записывают в свой кондуит грехи и добродеяния? А судьи кто? Никакой учетной книги не существует, а праотцы все давно сгнили в земле.
Характер леса вокруг изменился: среди сосен все чаще стали попадаться вечнозеленые южные дубы. Магнолии. Мертвые, конечно. Он подобрал один мясистый лист, раскрошил в пальцах и высыпал порошок на землю.
Раннее утро следующего дня. Только вышли, как мальчик дернул его за рукав, и они остановились. Из лесу впереди поднимался тонкой струйкой дымок костра. Стояли, глядя на дым.
— Что делать, пап?
— Неплохо бы проверить, что там такое.
— Давай не будем останавливаться.
— А вдруг они тоже идут в ту сторону?
— И что?
— Тогда получится, что они следуют за нами по пятам. Хотелось бы знать, кто они.
— А вдруг их там целая армия?
— Что ты, костер совсем маленький.
— А просто подождать нельзя?
— Нельзя. У нас совсем не осталось еды. Надо идти вперед.
Оставили тележку в лесу, он проверил, хорошо ли поворачивается барабан с настоящим и поддельными патронами. Слушали. В неподвижном воздухе струйка дыма поднималась строго вверх. Ни звука. После недавнего дождя листья под ногами мягкие, не шуршат. Обернулся и глянул на мальчика. Грязное лицо перекошено от страха. Не подходя слишком близко, обошли костер кругом, мальчик не отпускал его руку. Присел и обнял ребенка, и они долгое время внимательно слушали. Прошептал:
— Мне кажется, они сбежали.
— Что?
— Мне кажется, они убежали. Один сидел на стрёме и нас заметил.
— А вдруг это засада?
— Может быть. Давай подождем.
Подождали. Видели дым за деревьями. От поднявшегося ветра столбик начал заваливаться, а потом ветер подул в их сторону и принес с собой запах. Запах еды, готовящейся на костре. Отец сказал:
— Давай сделаем еще один круг.
— Можно я возьму тебя за руку?
— Конечно можно.
Вместо леса — обугленные стволы. Ничего и никого. Отец сказал:
— Думаю, они нас заметили. Заметили и убежали. Увидев, что мы вооружены. Даже еду бросили.
— Да.
— Давай посмотрим.
— Страшно, пап.
— Тут никого нет. Не бойся.
Подошли к небольшой полянке, мальчик изо всех сил цеплялся за его руку. Те люди забрали все свои пожитки, за исключением чего-то черного на вертеле над углями. Он стоял и осматривался, как вдруг мальчик развернулся и уткнулся лицом ему в живот. Быстро-быстро посмотрел по сторонам, стараясь понять, что произошло. Спросил:
— Что такое? Что случилось?
Мальчик покачал головой, прошептал:
— Ой, папа.
Обернулся и посмотрел повнимательнее. То, что увидел мальчик, оказалось обугленным телом новорожденного младенца, без головы, выпотрошенного, насаженного на жердь и поджаривающегося над костром. Отец наклонился, и взял сына на руки, и понес его к дороге, крепко прижимая к себе. Прошептал:
— Прости ради бога. Прости меня.
Не знал, заговорит мальчик когда-нибудь или нет. Ночевать остановились у реки, и он сидел у огня, прислушиваясь к шуму несущейся в темноте воды. Опасное место, грохот потока заглушает другие звуки, но он решил, что мальчика приободрит близость воды. Доели все, что у них к тому времени осталось, и он сел изучать карту. Обрывком веревки мерил расстояние. До побережья еще идти и идти. Не мог представить, что́ их там ждет. Сложил стопочкой куски карты, и убрал их в целлофановый пакет, и сидел, уставившись на угли.
На следующий день пересекли реку по узкому железному мосту и попали в старый фабричный городок. Прочесывали деревянные дома — ничего. На веранде восседает в кресле высохший труп. Одет в комбинезон. Сидит там с незапамятных времен. Похож на чучело из рекламы, извещающее о предстоящих праздниках. Пошли вдоль длинной и темной стены фабрики, окна заложены кирпичом. Впереди по дороге ветер гонит тучи мельчайшей черной сажи.
На дороге иногда попадаются неожиданные вещи: электроприборы, мебель, инструменты. Пилигримы давно от них отказались и бросили на пути к своей общей смерти. Еще год назад мальчик бы поднял какую-нибудь чепуху и нес некоторое время, а сейчас его это не интересовало. Присели отдохнуть и выпить воды. Все, чистая вода закончилась. Пустую пластмассовую бутылку оставили на дороге. Мальчик сказал:
— Будь ребеночек жив, могли бы забрать его с собой.
— Да, могли бы.
— Откуда он взялся?
Отец промолчал.
— А еще где-нибудь есть дети?
— Не знаю. Возможно.
— Мне стыдно за то, что я сказал про тех людей.
