Вторую половину дня они провели за выпивкой в убогой таверне, которую держал какой-то мексиканец. Вошли несколько солдат. Вспыхнула ссора. Из-за стола, качаясь, поднялся Тоудвайн. Кто-то из солдат встал утихомирить противников, и вскоре оба снова сидели. Но прошло всего несколько минут, и возвращавшийся от стойки Браун вылил на одного молодого солдата целый кувшин мексиканской водки aguardiente и поджёг, ткнув в него сигарой. Тот молча — слышно было лишь гудение охватившего его пламени — выбежал на улицу, он пытался сбить это невидимое на солнце бледно-голубое пламя, размахивая руками, словно на него напали пчёлы или охватило безумие, но потом упал на дорогу и сгорел. Когда к нему подбежали с ведром воды, он уже почернел и сморщился в грязи, как огромный паук.
Очнулся Браун в маленькой тёмной камере, он был в наручниках и сходил с ума от жажды. Первым делом он проверил сумку с монетами. Она по-прежнему висела под рубашкой. Встав с соломы, он припал к глазку. На дворе был день. Он стал звать, чтобы кто-нибудь подошёл. Потом уселся, скованными руками пересчитал монеты и положил их обратно в сумку.
Вечером солдат принёс ужин. Солдата звали Пети, и Браун показал ему ожерелье из ушей и показал монеты, Пети сказал, что участвовать в его махинациях не желает. Браун рассказал о тридцати тысячах долларов, закопанных в пустыне. Рассказал о переправе, изобразив на месте Глэнтона себя. Снова показал монеты и по-свойски заговорил о местах, откуда они были родом, добавляя что-то от себя к рассказам судьи. Поровну разделим, с присвистом шептал он. Ты и я.
Он следил за молоденьким солдатом через решётку. Пети рукавом вытер лоб. Браун собрал монеты назад в мешочек и вручил ему.
Ну что, можем мы доверять друг другу? проговорил он.
Юноша стоял, нерешительно держа в руке мешочек с монетами. Потом попытался пропихнуть его обратно через решётку. Браун отступил и поднял руки.
Не дури, яростным шёпотом проговорил он. Как ты думаешь, что бы я не отдал за то, чтобы получить такой шанс в твоём возрасте?
Когда Пети ушёл, Браун уселся на солому и стал смотреть на тонкую металлическую тарелку с фасолью и тортильями. Через некоторое время он поел. На улице снова пошёл дождь, было слышно, как мимо по уличной грязи проезжают верховые, и вскоре стемнело.
Через две ночи они уехали. Каждый сидел на вполне приличной лошади под седлом, с винтовкой и одеялом. Ещё у них был мул, на котором они везли провизию — сушёную кукурузу, говядину и финики. Они поднялись на мокрые после дождя холмы, и как только рассвело, Браун поднял винтовку и выстрелил юноше в затылок. Лошадь рванулась, юноша опрокинулся назад, ему снесло всю верхнюю часть черепа, и обнажился мозг. Браун остановил лошадь, слез, забрал мешочек с монетами, взял нож юноши, его винтовку, пороховницу, куртку, отрезал ему уши, продел в своё ожерелье, потом сел в седло и поехал дальше. Вьючный мул последовал за ним, а потом следом потянулась и лошадь, на которой ехал юноша.
Уэбстер и Тоудвайн вернулись в Юму без провизии и без мулов, с которыми уезжали. Глэнтон взял с собой пятерых и в сумерках выехал из лагеря, оставив переправу на судью. До Сан-Диего они добрались глухой ночью, и им показали, где дом алькальда. Тот вышел в ночной рубашке и колпаке, держа перед собой свечу. Глэнтон втолкнул его назад в прихожую и послал людей внутрь дома, откуда тут же донеслись женские вопли и несколько глухих ударов, а потом всё стихло.
Алькальду было уже за шестьдесят, он ринулся на помощь жене, но был сбит наземь стволом пистолета. Он встал, держась за голову. Глэнтон затолкал его во внутренние покои. В руке он держал верёвку, уже завязанную петлёй, и, повернув алькальда, накинул петлю ему на шею и затянул. При этом сидевшая на кровати жена алькальда — один глаз у неё распух и быстро затекал — снова подняла визг. Один из новобранцев Глэнтона ударил её в зубы, она упала на смятые простыни и закрыла голову руками. Подняв свечу повыше, Глэнтон велел одному новобранцу залезть на плечи другому, и тот стал ощупывать балку. Найдя сверху свободное пространство, он просунул туда конец верёвки и спустил её вниз. Они потянули за верёвку и подняли онемевшего и брыкающегося алькальда в воздух. Руки у того не были связаны, и он изо всех сил пытался достать верёвку и подтянуться, чтобы не задохнуться, дёргал ногами и медленно вращался в свете свечи.
Valgame Dios, прохрипел он, задыхаясь. Qué quiere?
[216]
Мне нужны мои деньги, повторил Глэнтон. Мне нужны мои деньги, и мне нужны мои вьючные мулы, и мне нужен Дэвид Браун.
Сóто?
[217]
выдавил из себя старик.
Кто-то уже зажёг лампу. Подняв голову, старая женщина увидела сначала тень, а потом силуэт мужа, качавшегося в петле, и поползла к нему через кровать.
Dígame,
[218]
хрипел алькальд.
Кто-то направился к его жене, чтобы её перехватить, но Глэнтон знаком велел отойти, и она, пошатываясь, слезла с кровати и обняла мужа выше коленей, чтобы поддержать. Всхлипывая, она молила о пощаде и Глэнтона, и Бога.
Глэнтон подошёл, чтобы видеть лицо алькальда.
Мне нужны мои деньги, повторил он. Мои деньги, мои мулы и человек, которого я послал сюда. El hombre que tiene usted. Mi compañero.
[219]
No no, хрипел подвешенный. Buscale.
[220]
Нет человек здесь.
А где он?
Он нет здесь.
Нет, он здесь. В juzgado.
[221]
No no. Madre de Jesus. Нет здесь. Он уходить. Siete, ocho días.
[222]
Где juzgado?
Cómo?
El juzgado. Dónde está?
[223]
Старуха, которая стояла, прижавшись лицом к ноге мужа, освободила одну руку.
Allá, указала она. Allá.
[224]
Двое людей Глэнтона вышли из дома, один держат огарок свечи, ладонью прикрывая пламя от ветра. Вернувшись, они доложили, что маленькая тюрьма в подвале позади здания пуста.
Глэнтон внимательно посмотрел на алькальда. Старуху била дрожь. Глэнтон развязал верёвку, закреплённую на задней стойке кровати, и алькальд с женой рухнули на пол.
