Вы его мёртвым видели? крикнул он. Глэнтона?
Я видел, отозвался бывший священник. Потому что так оно и было.
Браун тронулся, чуть повернувшись в седле и держа винтовку на колене. Он продолжал следить за странниками, а они за ним. Когда он стал совсем маленьким, они повернулись и побрели дальше.
На следующий день к полудню снова стало попадаться брошенное снаряжение караванов — слетевшие подковы, части упряжи, кости, высохшие остовы мулов с неснятыми alparejas.
[226]
Они ступали по еле заметной дуге древнего озёрного берега, где на песке валялись осколки раковин, хрупкие и ребристые, как черепки посуды, а с наступлением вечера спустились между встававшими одна за другой дюнами и насыпями к Каррисо-Крик — тоненькой струйке воды, что пробивалась среди камней, бежала куда-то по пустыне и снова пропадала. Здесь сгинули тысячи овец; путники шли меж пожелтевших костей и туш с лохмотьями шерсти и наконец опустились среди этих костей на колени, чтобы попить. Когда малец поднял мокрую голову, роняя капли воды, его отражение в лужице прогнулось от пули, и по усеянным костями склонам прогрохотало эхо выстрела, которое с лязгом укатилось в пустыню и стихло.
Он упал на живот и отполз, вглядываясь в линию горизонта. Во впадине среди дюн на юге он сначала увидел стоявших нос к носу лошадей. Потом судью в разномастной одежде его недавних товарищей. Тот держал в кулаке дуло поставленной стоймя винтовки и засыпал в ствол порох из пороховницы. На песке у его ног, голый, если не считать шляпы, пристроился на корточках имбецил.
Малец торопливо перебрался в углубление в земле и распластался с револьвером в руке рядом со струившимся подле ручейком. Он обернулся, ища взглядом бывшего священника, но того нигде не было. Через решётку из костей было видно судью с его подопечным на пригорке под солнцем; малец поднял револьвер, установил в седловидном углублении вонючих тазовых костей и нажал курок. Песок на склоне за судьёй вздыбился, тот навёл винтовку и выстрелил, пуля со свистом пролетела через кости, и над дюнами прокатился грохот обоих выстрелов.
Малец лежал на песке, и сердце у него колотилось. Он снова взвёл большим пальцем курок и высунул голову. Идиот сидел, как и сидел, а судья устало оглядывал линию горизонта, подыскивая выгодную позицию внизу среди целой полосы костей. Малец снова начал перемещаться. Он заполз в ручей и лежал там на животе и пил, подняв револьвер с пороховницей и всасывая в себя воду. Потом двинулся к дальнему краю ручья, где пополз по протоптанному волками проходу в песках. Под журчание ручья слева ему вроде бы что-то прошипел бывший священник, и малец лёг и стал прислушиваться. Поставив курок на предохранитель, крутанул барабан, перезарядил пустую камору, вставил капсюль и приподнялся, чтобы оглядеться. На невысоком гребне, вдоль которого двигался судья, никого не было, а с южной стороны приближались по песку обе лошади. Малец взвёл револьвер и лежал, наблюдая. Лошади, как ни в чём не бывало, шли по голому склону, мотая головами и отгоняя хвостами мух. Потом малец увидел идиота, который тащился за ними, словно дремучий пастух эпохи неолита. Справа среди дюн возник судья, огляделся и снова исчез. Лошади подходили всё ближе, сзади послышалось шуршание, и малец, повернувшись, увидел в проходе бывшего священника, который яростно зашептал:
Стреляй в него.
Малец резко обернулся, ища глазами судью, но тут снова послышался хриплый шёпот Тобина:
В придурка. В придурка стреляй.
Малец поднял револьвер. Лошади одна за другой миновали просвет в пожелтевшем частоколе, за ними прошлёпал имбецил, и они исчезли. Малец обернулся к Тобину, но тот уже скрылся. Он двигался по проходу, пока снова не вышел к ручью, который уже чуть замутили пьющие выше по течению лошади. Стала кровоточить нога, он лёг, опустив её в холодную воду, попил, набрал воды в ладонь и плеснул на шею сзади. Падавшие из раны капельки крови расплывались по течению тонкими красными пиявками. Он взглянул на солнце.
Привет, раздался где-то на западе голос судьи. Словно у ручья появились ещё верховые и он обращался к ним.
Малец лежал, прислушиваясь. Никаких новых верховых не было. Через некоторое время судья снова подал голос.
Выходите, крикнул он. Воды хватит на всех.
Закинув пороховницу за спину, чтобы она не попала в ручей, малец поднял револьвер и стал ждать. Лошади выше по течению перестали пить. Потом снова опустили морды в воду.
Выбравшись на другом конце, среди следов котов, лисиц и маленьких песчаных свиней, он обнаружил отпечатки рук и ног, оставленные бывшим священником. Найдя свободное пространство среди этих бесполезных отбросов, он сел и стал прислушиваться. Кожаная одежда отяжелела от воды и не гнулась, в ноге пульсировала боль. В сотне футов за костями показалась лошадиная морда с разлетающимися от неё каплями воды и скрылась. Когда судья опять заговорил, его голос доносился уже из другого места. Он предлагал оставаться друзьями. Малец наблюдал за небольшой вереницей муравьёв, пробиравшихся среди выгнутых дуг овечьих рёбер. При этом его глаза встретились с глазами небольшой змеи, которая свернулась под свисающим обрывком шкуры. Он вытер рот и снова начал перемещаться. Дальше был тупик, следы бывшего священника повернули обратно. Он лёг и прислушался. До темноты ещё несколько часов. Через некоторое время где-то среди костей послышалось бормотание идиота.
Малец слышал, как из пустыни налетает ветер, слышал собственное дыхание. Подняв голову и выглянув, он увидел бывшего священника: тот шёл, спотыкаясь, среди камней. В поднятых руках он держал крест — соорудил его из больших бараньих костей и связал вместе полосками кожи, — неся его перед собой под холодным ветром, словно обезумевший искатель воды с лозой в унылой пустыне, и выкрикивая непонятные слова на чужом мёртвом языке.
Малец встал, держа револьвер обеими руками. Кружилась голова. Он увидел судью, который оказался совсем в другом месте и уже вскинул к плечу винтовку. Прозвучал выстрел, Тобин повернулся, обратившись лицом в ту сторону, откуда пришёл, и сел, по-прежнему держа крест. Судья положил винтовку и взял другую. Малец попытался придать револьверному дулу устойчивость, выстрелил и бросился на песок. Над головой, как астероид, пролетела тяжёлая винтовочная пуля и с треском разметала кости, валявшиеся повсюду на возвышенности у него за спиной. Поднявшись на колени, он поискал глазами судью, но судьи не было. Он перезарядил пустую камору и пополз к тому месту, где у него на глазах упал бывший священник, ориентируясь по солнцу и то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться. Земля была утрамбована лапами хищников, приходивших с равнин за падалью, задувавший через просветы ветер отдавая какой-то кислятиной, похожей на тошнотворную вонь кухонной тряпки, и, кроме ветра, не раздавалось ни звука.
Тобин стоял на коленях у ручья и промывал рану куском ткани, оторванным от рубашки. Пуля прошла через шею навылет. Сонную артерию не задело, но кровь никак не останавливалась. Он взглянул на мальца, усевшегося среди черепов и перевёрнутых рёбер.
