Она стояла у незахлопнутой дверцы, в световом ореоле, отчего лицо ее стало совсем белым, а глаза угольно-черного цвета.
— Что он?..
— Мама все время настаивает, чтобы я с ним помирилась. Не знаю, хочет ли она, чтобы я вышла за него замуж, или что-то другое имеет в виду. Я не могу рассказать про это папе, иначе он убьет его... Я не знаю, что делать, не знаю!
— Прости, Кэти, ты не моя дочь. — Я хотел было дотронуться до ее плеча, но она отшатнулась. — Ну, а почему бы тебе просто не пойти к вашей кухарке, попросить горячего молока и не лечь в постель? Утром будет виднее.
— Утром... будет видно, — повторила она без всякого выражения, словно по жести стукнула. Прямая и напряженная. Руки прижаты к телу.
Я повернул назад к машине. Сел в кабину, включил газ. Белый луч света от фар описал полукруг, развернулся на выход из поместья, оставив Кэти в темноте за собой.
* * *
...Не проехал я и тысячи ярдов по дороге, как увидел высокого мужчину, который поднял кулак с большим пальцем вверх. Я собирался проехать мимо, но мельком скользнул взглядом по лицу "голосовавшего": да это Пэт Ривис! Шины взвизгнули от резкого торможения, он подбежал к машине.
— Большое спасибо, сэр. — От него сильно несло виски, но он не выглядел пьяным. — Ваши часы на щитке работают?
Я сверил светящиеся часы со своими наручными. И те и другие показывали восемь двадцать три.
— Похоже, что работают.
— Оказывается, сейчас позднее, чем я думал... Господи, как я ненавижу ходить пешком! Я столько находился, когда был в морской пехоте, что хватит до конца жизни. Моя машина в гараже, перед разбит.
— Где же вы ходили?
— Да в разных местах. Для начала я высадился в Гваделе с рейдерами Карлсона. Но в эти дела углубляться не будем... Вы знаете Слокумов?
— Кто же не знает Слокумов? — кинул я, чтобы подзадорить парня.
— Да, конечно. Все, что нужно для Слокумов, — это револьвер, — но сказал он это как бы шутя. — Вы пытаетесь что-то им продать?
— Страхование жизни. — Я устал притворяться, будто интересуюсь пьесой Марвелла.
— Вот это весело, — сказал он, засмеявшись.
— Люди умирают, — сказал я. — Что тут веселого?
— Ставлю десять против одного, что вы ничего не продали им. И никогда не продадите. В том числе — и страховки. Старая леди стоит больше мертвая, чем живая, а у остальных Слокумов нет даже пятицентовиков в кармане, чтоб звякнуть одной монеткой о другую.
— Полагаю, что это не так. Я слышал, у них хорошие перспективы.
— Будьте спокойны, старуха крепко сидит на своих миллионных, полных нефти участках, но она ничего не продаст и не сдаст в аренду. Слокум и его жена могут не дождаться, пока ее пристукнет. Но в тот же день, когда старая окочурится, они уже будут в бюро путешествий покупать себе билеты люкс, чтобы совершить круиз вокруг света. Страховка их жизни — это нефть под землей. Так что можете перестать тратить попусту время.
— Я ценю добрые советы... Мое имя Лью Арчер.
— Ривис, — сказал он в ответ. — Пэт Ривис.
— Вы, кажется, неплохо знаете Слокумов. — Еще как! Я был у них шофером последние шесть месяцев. Этот ублюдок недавно уволил меня.
— Почему?
— Черт его знает. Может, их просто тошнит от моей физиономии? А меня так уж точно тошнит от них всех.
— Почему это? У них дочка симпатичная. Как ее зовут?
— Кэти.
Ривис быстро, с недоверием, взглянул на меня. "Стоп! — сказал я себе.
— Поговорим о другой женщине".
— У жены Слокума свои достоинства, — начал я.
— Были когда-то, надо думать. Теперь-то она превратилась в сучку. Да и леди-хозяйка. Женщины скисают как молоко, когда около них нет мужчины, который... сказал бы им, куда бежать и что делать.
— Но там ведь есть Слокум?
— Я говорю — "мужчины", — фыркнул Ривис. — Черт, что-то я сегодня чересчур разговорчив...
Машина меж тем перевалила через гребень, обозначавший границу дороги из долины в долину. В стороне от дороги мигали островки света, — там ночные бригады бурили новые скважины. Ниже по склону, освещенные прожекторами, поблескивали выкрашенные алюминиевой краской цистерны с нефтью. Гигантские серебряные доллары! У подножий холмов начинались городские огни, рассеянные на окраине, сгущающиеся, переливающиеся разными цветами в деловой части города.
На главной улице господствовал тяжелый, неуклюжий транспорт. Полуразвалюхи без крыльев то и дело угрожали зацепить бока моей машины. Лихой автомобиль, переполненный парнями с фабрики по производству джина, дул без глушителей по неоновому руслу. "Бьюик" передо мной вдруг резко затормозил — это его хозяин решил поцеловать женщину, сидевшую рядом, а потом так и двинулся, не сразу оторвав свои губы от ее шеи. "Еда", "Напитки", "Пиво", "Ликер"... вывески еще оповещали: "Антонио", "Билл", "Хелен", "Сапоги и Седло". Группки мужчин собирались на тротуарах, болтали, смеялись, жестикулировали, потом рассыпались у дверей баров. Глаза Ривиса заблестели.
— Где-нибудь здесь, — нетерпеливо сказал он. — И тысяча благодарностей...
Я подъехал к первому свободному месту у тротуара и выключил зажигание. Ривис перед тем, как вылезти, посмотрел на меня:
— Вы остаетесь на ночь в городе?
— У меня номер в Куинто. Но сейчас я мог бы выпить.
— Вместе, друг. Пошли, я покажу вам лучшее место в городе. Но покрепче заприте машину.
Мы прошли назад, примерно с квартал, и завернули к "Антонио". Зал представлял собой просторную комнату с высоким потолком, с ресторанными кабинками вдоль одной стены и баром, длиной в пятьдесят футов, с другой. В дальнем углу зала суетился повар в облаке пара. Мы отыскали неподалеку от него два свободных табурета. Все тут выглядело прочно, так, словно пребывало в сегодняшнем виде испокон веков. И заплеванности не допускалось. Сигаретные окурки на полу свежие, отпугивающая поверхность бара красного цвета, отполированная и незахватанная, без пятен. Ривис положил на стойку руки, уверенно, будто она принадлежала ему. Рукава пестрой рубашки были закатаны, и его руки выглядели такими же твердыми, как дерево под ними.
— Симпатичное местечко, — сказал я и первым спросил:
— Что вы пьете?
— О, вы угощаете меня, как джентльмен. Но потом и я угощаю вас, как джентльмен. Идет?
Он весь повернулся ко мне и широко улыбнулся. Я впервые получил возможность изучить его лицо. Зубы белые, взгляд черных глаз открытый, мальчишеский, черты лица четкие. Да, у Ривиса было обаяние от природы, по счастливому ее выбору, но чего-то в лице недоставало. Определенности, что ли. Я мог разговаривать с ним всю ночь, но так и не понял бы, что же он за человек. Потому что он сам этого не знал.
