— Видно, он лег спать. Иногда он приходит сюда заночевать. — Она снова заняла оборону; пусть это и дурные привычки, но привычки большого и беспокойного домашнего зверя, которого ей случилось полюбить.
— Вы, кстати, сказали "наш прицеп". Ваш и Пэта?
— Нет, сэр, Пэт только навещает меня. А живу я вместе с Джейн. Она никогда не бывает дома по ночам. Ночами она работает. На предприятии, принадлежащем фирме по производству гамбургеров. Сухие, ломкие дубовые листья хрустели под нашими ногами. Гретхен (бледное лицо в тени) повела меня к прицепу. Дверь оказалась незаперта. Девушка вошла первой и включила верхний свет.
— Его здесь нет, — разочарованно произнесла она. — Входите, пожалуйста.
Нагнув голову, я шагнул в комнату — с деревянного чурбака, который служил для прицепа "парадной лестницей".
Интерьер комнатки состоял из расшатанной газовой плиты, двух узких топчанов, приколоченных к стене и застланных дешевыми красными покрывалами, стенного шкафчика, на полках которого громоздились флаконы, предметы бижутерии и в дешевых обложках романы. Было еще непротертое старое зеркало, выдававшее расплывчатое и искаженное отражение убогой комнаты, девушки и моей персоны.
Мужчина в зеркале был большим, толстым, да еще со съехавшими на сторону чертами лица. Один его серый глаз был больше другого, в стекле он колебался, как и мои намерения; второй глаз был, однако, твердым и проницательным. На мгновение я замер, пораженный видом собственной физиономии: черт побери, вот таинственная фигура, двойник без собственной жизни, который всматривался одним своим большим и одним своим маленьким глазами в грязную жизнь людей в очень грязном мире.
— Это разновидность конуры, — Гретхен старалась казаться веселой, но мы называем ее домом, нашим милым домом.
Она затворила дверь. Запах прогорклого масла, разлитого по плите, и тошнотворно-сладкий запах дешевых духов в шкафчике тотчас повели между собой войну, замешанную на давней кровной вражде. На чью сторону встать?
— Уютно, — сказал я.
— Присаживайтесь, сэр, — предложила она с наигранной веселостью. — У меня нет ни рома, ни кока-колы, но могу предложить вино мускат.
— Спасибо, но его не пьют после пива.
Я уселся на край одного из красных топчанов. Движения человека в зеркале были ловки и быстры, как у юноши, не хватало, правда, юношеского энтузиазма. Теперь мой лоб стал неестественно выпуклым, будто на карикатуре, изображающей интеллектуала, а рот оказался маленьким, сжатым и жестоким. А ну его к черту, этого двойника!
— Можем устроить небольшой вечер двоих... если хотите, — неуверенно предложила Гретхен.
Вовсю сияла с потолка лампочка, и Гретхен была похожа на красивую куклу с настоящими человеческими волосами — не совсем уже новую.
— Не хочется.
— Ладно. Вас не оскорбила эта идея, правда? — она пыталась спросить это с детской непосредственностью, но вышло все равно неловко. Девушка была смущена, расстроена.
— Я вижу, как вы озабочены. Вам надо повидать Пэта. Знаете, может быть, он у себя в Лос-Анджелесе? Обычно он не уезжает отсюда посреди ночи, дороги-то идут по горам, но несколько раз он так все же делал.
— Я не знал, что у него есть квартира в Лос-Анджелесе.
— Маленький уголок, однокомнатная квартирка. Однажды в воскресенье он возил меня туда — показать, где живет. Вот забавно, если бы вышло так, что вы проделали путь в горы, чтобы разыскать его, а он все это время был в Лос-Анджелесе!
— Да, забавно. Вы не знаете, где его уголок находится? Я бы смог повидать его завтра.
— Завтра его там не будет. Он вернется на работу к Слокумам.
Я не стал с ней спорить.
— Очень жаль. А я должен сегодня ночью возвратиться в Лос-Анджелес. Может, вы дадите его адрес?
— Я не знаю точного адреса. Я могла бы найти это место. — Она уселась на топчан напротив меня, наши колени соприкасались. Пара нейлоновых чулок, свисавших с вешалки для полотенец, устроенной над кроватью, щекотала мне шею.
— Я готова сделать все, чтоб вам помочь, — сказала она.
— Да, я ценю это... Есть ли у того места какое-нибудь название?
— Грэхэм-Корт, кажется так. Я помню: одна из маленьких улиц, идущих от Норт-Мэдисон. Между Голливудом и самим Лос-Анджелесом.
— И нет телефона?
— Насколько я знаю, нет.
— Еще раз благодарю.
Я встал. И она поднялась, как моя тень. И мы оказались сжатыми узким проходом между топчанами. Я попытался обойти девушку и почувствовал прикосновение ее бедер к своим.
Затруднительное положение. Но мужчина в зеркале смотрел на меня холодно.
— Сколько тебе лет, Гретхен? — спросил я, уже стоя у выхода.
Она за мной не пошла.
— Не ваше дело, сэр... Около ста, понимаете? А по календарю, семнадцать.
На год или два старше Кэти. И у обеих Ривис.
— Почему ты не поедешь домой, к своей матери?
Она засмеялась: смех вроде звука разрываемой бумаги.
— Обратно в Хэмтрэмк? Она оставила меня со Станислаусом Вэлфером, когда развелась в первый раз. Я живу одна с сорок шестого года.
— Ну и как, Гретхен?
— Как вы, мужчины, говорите: у меня все о'кей.
— Хочешь, я подброшу тебя назад к Хелен?
— Нет, благодарю вас, сэр. У меня достаточно денег, чтобы прожить неделю без Хелен. Кстати, теперь вы знаете, где я живу, так приходите меня навестить, иногда... приходите.
Глава 10
Я остановил машину около кафе, расположенного к востоку от кладбища, на бульваре Санта-Моника, с намерением съесть сандвич и выпить чашку кофе. Взгляд мой упал на телефонную книгу, которая висела на цепочке около платного телефона, красовавшегося на стене рядом с окном. Грэхэм-Корт на Ларедо-лейн в списке значился. Рассматривая через окно прохожих, что брели по тротуару, я набрал номер... Вон пошел юнец, витающий в заоблачных высях, то ли от любимой музыки, то ли накурился какой-то травки; мужчина средних лет, типичный горожанин; туристы, пребывающие в ожидании осуществить одни свои фантазии и отчаявшиеся в отношении других; быстрые, легкие фигурки без возраста... все они отразились в стекле по обратной стороне.
Смутный голос отозвался после двенадцатого гудка. "Пэт Ривис не живет и никогда не жил в Грэхэм-Корте, спокойной ночи".
Мужчина за прилавком подтолкнул ко мне тонкий сандвич и чашку слабенького кофе, которые благополучно проскользили по гладкой черной поверхности стойки. Розовые уши бармена напоминали крылья бабочки, все остальное на нем находилось еще в личиночном состоянии.
