— Как он объяснял свой отказ?
— Никак. Просто сказал, что у программистов бывает обычно
бурная фантазия. И спросил, какие у меня доказательства. Я не стал настаивать.
Ведь у меня не было никаких доказательств. Кто мне поверит, что номер кредитки
узнали и заказали номер вместо Паушкина? И насчет ножа я ему ничего не сказал.
Если он сам ничего не понимает.
— А почему рассказали мне?
— Надоело бояться. И Лешу жалко. Убили ни за что. Он ведь
был моим лучшим другом и все время мне жаловался, что Абасов относится к нему
как-то предвзято. Один раз приказал срочно найти, вызвал в приемную, а потом
отослал, даже не поговорив с ним. Другой раз устроил скандал, когда Леша улетел
в Новосибирск к своей дочери. Абасов пытался выяснить, кто дал разрешение
Паушкину на двухдневный отпуск. Но потом оказалось, что разрешение дал сам
Гельдфельд.
— Почему вы все время молчали?
— А какой смысл? Меня и сейчас не хотят слушать. Я сегодня
утром пошел к Ребрину, он меня прогнал. Пошел к Лочмеису, он просто посмеялся
над моими рассказами, посоветовав писать фантастические романы. Пытался
поговорить с Вячеславом Константиновичем Орочко, но тот меня даже слушать не
стал. На пять часов вечера я записался на прием к Гельдфельду, постараюсь
рассказать ему обо всем, может, он меня поймет. А если и он не захочет слушать,
пойду к прокурору. Может, меня там послушают.
Он обреченно махнул рукой.
— Нужно было сразу вернуться в Москву и идти к прокурору, —
строго сказал Дронго.
— Вам легко говорить. У нас паспорта и билеты были у нашего
руководителя. Я не мог вернуться.
Дронго сжал зубы. И все это время Ахмед Абасов сидел в
тюрьме.
— Извините, — сказал Радик, взглянув на часы, — я должен
забрать документы с нижнего этажа.
— Идите, — кивнул Дронго. Как он потом себя ругал за эту
беспечность. Но слова Радика потрясли его настолько сильно, что он испытывал
потребность остаться одному и поразмышлять над словами программиста. Файзулин
быстро пошел по коридору. Дронго остался стоять у дверей его кабинета. Двери
открылись и из комнаты вышли остальные программисты. Двое молодых мужчин и
девушка. Они о чем-то весело спорили. Курить разрешалось только на лестничной
площадке, сказывались новые правила, введенные почти повсеместно. Они втроем
двинулись в конец коридора, продолжая весело спорить. Дронго даже не мог себе
представить, что эта тройка фактически спасала его в этот момент, обеспечивая
ему необходимое алиби. Уже через несколько секунд раздались их громкие крики.
Дронго бросился туда, откуда раздавались крики.
Радик Файзулин лежал на площадке первого этажа. Кто-то
расчетливо толкнул его с лестничной площадки пятого этажа в проем между
лестничными пролетами. Он пролетел молча и разбился, даже не почувствовав боли.
Все ошеломленно молчали. Дронго начал спускаться вниз по лестнице, чувствуя как
от напряжения у него болят ноги. Кто-то в банке очень не хотел, чтобы Радик
Файзулин попал на прием к президенту Гельдфельду и рассказал ему обо всем, что
он знал.
Глава седьмая
Все, что произошло потом, можно было легко предсказать.
Приехавшие сотрудники милиции и прокуратуры начали допрос свидетелей, оцепили
место происшествия. Потрясенный Гельдфельд приказал прекратить работу
центрального аппарата, чтобы помочь прибывшим следователям. Часа через три
появился Катусев. Он недовольно вошел в кабинет президента банка, где уже
находились сам Гельдфельд, его заместители и Дронго. К этому времени алиби
Дронго уже было подтверждено тремя программистами, которые первыми обнаружили
погибшего Радика на лестничной площадке.
Ребрин сидел за столом, не глядя в сторону Дронго. Он плохо
выглядел для своего возраста. Болезненная худоба, впалые щеки, мешки под
глазами. И старческие, костлявые руки. Даже покрашенные волосы не могли скрыть
его возраста и болезни.
Катусев вошел в кабинет, когда старший следователь городской
прокуратуры уже завершал свою работу. Эксперты проверяли все версии, но пока
основной была версия несчастного случая. Возможно, Радик плохо себя
почувствовал, оказывается, у него иногда случались серьезные перепады давления.
Возможно, он пошатнулся, поскользнулся и, перегнувшись упал, полетев вниз. Все
молчали, потрясенные неожиданной смертью молодого человека. Старший следователь
объявил, что уголовное дело по факту несчастного случая в банке будет
расследовать городская прокуратура, попрощался и вышел из кабинета. Катусев
молчал, не вмешиваясь в его разговор. И только когда его коллега покинул
кабинет, Валерий Георгиевич посчитал, что настало его время.
— Что происходит? — спросил он, обращаясь ко всем четверым
мужчинам, находившимся в кабинете, — как это могло случиться? Пусть даже это
несчастный случай. Но он прилетел в Москву только вчера, а сегодня он случайно
упал. Я не могу принять их версию. Это не несчастный случай, и я надеюсь, что
вы все понимаете, насколько серьезные обвинения я могу предъявить всем
присутствующим.
Он поднялся, явно не справляясь со своим волнением.
— Погибший звонил мне несколько раз и все время убеждал, что
неизвестный человек воспользовался кредитной карточкой Паушкина, чтобы заказать
ему номер в отеле, и нарочно отправил его туда. Я посоветовал Файзулину не
заниматься такими глупостями, но сам решил встретиться с ним, когда он
вернется. А сегодня я узнаю, что он свалился с пятого этажа. Разумеется,
случайно. Что происходит в вашем банке, Иосиф Яковлевич, я могу узнать?
— Я сам ничего не понимаю, — ответил Гельдфельд, — мне
казалось, что в нашем банке я контролирую ситуацию и знаю о каждом из наших
сотрудников. Оказывается, я ошибался. Он записался ко мне на прием. Сегодня на
пять часов вечера, но мы не успели с ним встретиться.
Остальные молчали. Почему они молчат, тревожно подумал
Дронго, глядя на обоих вице-президентов, сидевших за столом. Это трусость или
нежелание выносить «сор из избы»? Почему они молчат? Почему не рассказывают,
что сегодня утром Файзулин заходил и к ним?
— Я с ним разговаривал, — объявил он следователю.
И увидел повернувшиеся к нему лица.
— Вы что-то хотите нам сообщить? — спросил Катусев.
— Да. Он был уверен, что убийство Алексея Паушкина было
спланировано кем-то посторонним. У него были факты, что кто-то третий намеренно
пытался поссорить Паушкина с Абасовым. И нарочно заказал номер в отеле,
отправив туда сначала Паушкина, а затем Абасова.
— Откуда ему было это известно? — нахмурился Катусев.
— Ему об этом сказал сам Паушкин. Перед тем как поехать в
отель.
— А доказательства? Я все проверял. Номер был заказан на
кредитную карточку Паушкина. Кто мог узнать сразу шестнадцать цифр с его кредитки
«Мастеркард»?
