Либо… Паушкин был ее любовником. Или даже не так. У нее есть
любовник, другой человек, который, возможно, и разыграл эту драму, чтобы избавиться
от ее мужа. Слишком запутанно и неправдоподобно. Зачем избавляться от мужа
таким диким способом? Чем он мешает ее любовнику? Наоборот, нужно было усыплять
бдительность мужа, а не будоражить его постоянными телефонными звонками. Но
звонила женщина. Это тоже интересно. А если звонила обманутая жена, с мужем
которой встречалась Алдона? Тоже не получается. Если звонившая не полная
идиотка, то она должна была говорить о своем муже, а не подставлять под гнев
Абасова несчастного Паушкина. Ничего не получается. Один сплошной тупик в этих
рассуждениях. Хотя, возможно, все проще. Она просто не желает освобождения
своего мужа и надеется, что он получит пожизненное заключение. Тогда все его
деньги и имущество останутся в ее руках. Вполне реальный вариант. И еще. Уже
совсем фантастическая версия. А если она сама провоцировала своего мужа на
подобный шаг? Если она давно хотела с ним развестись и нарочно рассказывала ему
о Паушкине, нарочно встречалась с ним, чтобы позлить своего супруга, у которого
такой бурный темперамент? В таком случае она просто гениальная стерва. Нет,
опять не получается. У нее в любом случае должен быть сообщник в банке. Который
выбивал двухдневный отпуск для Паушкина, который следил за ним в банке.
Дронго вышел на улицу, сел в машину. Еще раз посмотрел на
дом, в котором жила семья Абасовых. Кажется мой отец говорил, что люди не
женятся во второй раз не потому, что им не хватает смелости. Прожившим в
единственном браке всю свою жизнь хватает мудрости понимать, что их
единственная половина отнюдь не идеальный образец человеческой породы. За
долгую жизнь могут случаться и ссоры, и обиды, и недоразумения. Но разумный
человек понимает, что во втором случае все может быть гораздо хуже первого. И
не играет в эту «лотерею», предпочитая устоявшуюся жизнь ненужным
экспериментам. Возможно, если бы у Абасова не произошла трагедия с первой
женой, он бы никогда не женился на такой, как Алдона.
Он достал телефон. Набрал номер Эдгара.
— У меня к тебе еще одна просьба, — сказал он, — проверь еще
один номер. Мне нужны все входящие и исходящие за последние три месяца.
— Это закончится тем, что нас посадят в тюрьму за вторжение
в частную жизнь, — пошутил Вейдеманис, — но я постараюсь все найти. Опять
придется им платить. Между прочим, цены выросли. Теперь они просят по триста
долларов за каждую распечатку.
— Инфляция, — согласился Дронго, — и скажи спасибо, что они
не берут в евро.
— В следующий раз они попросят в евро, — ответил Эдгар.
Дронго взглянул на часы. Нужно торопиться, он обязан успеть
заехать за Сабиной.
— Домой, — приказал он водителю.
Он не мог знать, что уже никогда не вернется в этот дом. Он
не мог даже предположить, что сегодня вечером в последний раз увидит красивое
лицо Алдоны. И уже через сутки ее не будет на свете среди живых. Но все это
станет потом, а сейчас он торопился к себе домой, чтобы успеть на прием. И еще
раз увидеть Алдону, чтобы попытаться уговорить ее еще на одну встречу.
Глава десятая
Прием в немецком посольстве начался ровно в семь часов
вечера. Приглашенных было много. Дронго успел переодеться, надев смокинг,
который он обычно надевал только на официальные приемы. С его высоким ростом и
широкой грудью смокинг сидел как влитой. Он заметил одобрительный взгляд
Сабины, которая кивнула ему, подходя к машине, когда он открывал ей дверь. У
нее были красиво уложены волосы. Очевидно, она успела заехать в парикмахерскую.
Сабина была в серебристом платье и в обуви серо-серебристого цвета.
— Балансиага или Ланвин, — подумал Дронго, закрывая за ней
дверцу, — у этой девочки очень неплохой вкус. Обувь и сумочка от Прады.
Очевидно, она неплохо зарабатывает, если может позволить себе подобные
«мелочи».
Они встали в очередь, чтобы пройти мимо посла и его супруги.
Стоявшая сзади Сабины пожилая женщина лет шестидесяти достаточно громко
сказала:
— Здравствуй, дорогая девочка. Я думала, что ты еще в
Германии.
Сабина обернулась.
— Эльза Михайловна, добрый вечер. А я думала, что вы все еще
в Швейцарии.
— Я уже четыре месяца сижу в Москве, — то ли пожаловалась,
то ли сообщила пожилая сплетница, — у нас столько новостей. Ты, наверно,
слышала, что Симочка выходит замуж…
— Нет, — ответила Сабина.
— Она выходит замуж. И можешь себе представить, за кого? За
нашего Марата. Это просто моветон. Разве можно стольким женихам предпочесть
своего троюродного брата? Он какой-то физик или химик, без всякого будущего. Да
и родители его… Я просто не понимаю…
— Наверно, они любят друг друга.
— Я тебя умоляю. Какая любовь… Между прочим, кто пришел с
тобой на прием? — спросила Эльза Михайловна, чуть понизив голос.
— Это мой друг, — ответила Сабина, не вдаваясь в
подробности.
— Какая ты молодец. Сразу видно, что настоящий мужчина. Он
иностранец или понимает по-русски? Наверно, итальянец или испанец? У тебя
всегда был такой безупречный вкус.
— Нет. Не иностранец. И он понимает по-русски, — с трудом
сдерживая улыбку сообщила Сабина.
— Держись за него крепко, — подмигнула ей собеседница, —
сразу видно, что он солидный мужчина. А как дела у твоего бедного дяди? Я
слышала об этой ужасной истории в банке. Говорят, что твой дядя зарезал сразу
двоих или троих сотрудников.
— Нет. У них произошла ссора с одним сотрудником.
— Но мне передали, что там уже двое убитых. Впрочем, люди
всегда склонны преувеличивать. Я понимаю, как тебе тяжело.
— Очень, — она отвернулась.
— Мы все будем на твоей стороне, — не унималась Эльза
Михайловна, — и дело твоего дяди не имеет никакого отношения к тебе. Ты знаешь,
как мы все тебя любим. Ты уже развелась со своим мужем официально или все еще
остаешься Сабиной Корренс?
Она не успела ответить. Подошла их очередь пожимать руки
послу и его супруге. Сабина добавила по-немецки несколько слов. Дронго произнес
слова приветствия на английском. Когда они отошли в сторону, Сабина покачала
головой:
— Старая сплетница. За одну минуту хочет узнать все новости
и выдать мне все, что знает.
— Она заметила, что я солидный мужчина, — улыбнулся Дронго.
— Это я заметила и без нее, — рассмеялась Сабина, — а вы
хорошо говорите по-английски.
— Зато я не знаю немецкого.
Они заметили стоявшую в очереди к послу Алдону. Она была в
зеленом платье. Рядом стояла молодая женщина примерно такого же роста, как
Алдона. Но у нее были темные волосы и менее породистое лицо. Впечатление портил
тяжелый подбородок. Подруги о чем-то тихо переговаривались.
