— Тогда ты просто теряешь время.
— Да, правда.
Падлер подошел к Марти, отбрасывая громадную тень на пол и стену.
— А как насчет того, чтобы поразвлекаться перед отъездом? Тебе понравится. Может быть, Эдди тоже сейчас забавляется с кем-то в постельке. У меня есть все, что и у него, и даже побольше.
Она схватила со стола нож.
— Проваливай, Падлер, или я отрежу твою любовь вот этим.
— Продолжай, Марти, мы тут одни. Сопротивляйся, сопротивляйся!
Он остановился, сохраняя дистанцию. Она проглотила слюну, чтобы сдержать начинавшуюся истерику, и ее голос стал похож на визг.
— Я перережу тебе глотку! — нож, нацеленный на него, сверкнул в ее руке.
— О'кей, не бесись.
Падлер пожал плечами и повернулся с беспомощной миной отвергнутого любовника.
Я отошел от окна и полез вверх по склону. Не успел я еще добраться до верха, как дверь распахнулась, осветив склон. Я замер на четвереньках. На траве я увидел тень от своей головы.
Затем дверь закрылась, и все погрузилось в темноту. За домом появился силуэт Падлера. Он зашагал вверх по тропинке и вскоре исчез за деревьями. Мне пришлось выбирать между блондинкой и Падлером. Я не хотел упускать его, ведь Марти могла подождать.
Она ведь должна ожидать возвращения Эдди…
Глава 21
Грузовик свернул с шоссе направо, проехав миль восемь от Буаневисты. Я притормозил, ожидая, когда он отъедет подальше. Знак на перекрестке предупреждал, что дорога очень опасна. Я включил противотуманные фары и свернул с нее. Туман уже рассеялся, но мне не хотелось, чтобы Падлер все время видел позади одни и те же огни.
Дорога в сто десять миль — это два часа тяжкого сидения за рулем. Один из ее отрезков проходил на такой высоте, что у меня заложило уши. Мне еще никогда не доводилось ездить по такой скверной дороге. Я проехал его с обычными фарами. Грузовик катил впереди меня так лихо, словно по рельсам. Я дал ему скрыться из вида и снова включил фары — пусть думает, что это уже другая машина.
Мы въехали незнакомым мне путем в ту же долину, где были утром с Мирандой. На прямом отрезке дороги я вновь выключил фары и двигался при лунном свете, ориентируясь по памяти. Я догадался, куда направляется грузовик, и оказался прав.
Выехав из долины, мы вновь стали взбираться в гору, к вершине, скрывающей храм. Пришлось снова включить фары. Когда я подъехал к почтовому ящику Клода, ворота были закрыты. Грузовик намного обогнал меня: с рычанием он уже полз в гору.
Я устал ждать и гоняться за людьми по темным дорогам и не видеть их лиц. Насколько мне было известно, в храме было только двое из их — Падлер и Клод. У меня был пистолет и преимущество — эффект внезапного появления.
Я открыл ворота и, проехав через них, въехал в пределы священного круга, затем вниз, к храму. Его окна тускло светились.
В кузове грузовика не было ничего, кроме притаившихся теней, деревянных скамеек и едкого запаха мужского пота.
Кованая дверь храма со скрипом открылась: на пороге появился Клод.
— Кто здесь? — испуганно спросил он.
— Арчер. Помните меня?
Я вышел из-за грузовика, чтобы он меня увидел. Клод осветил фонариком пистолет в моей руке.
— Что вы тут делаете?
Его борода затряслась, но голос звучал уверенно.
— Все то же, ищу Сэмпсона.
По мере того как я приближался, он пятился назад.
— Вы же знаете, что его здесь нет. Или вам мало одного набега?
— Хватит заговаривать мне зубы, сопливый индюк! Думаете, вы кого-нибудь одурачите своей болтовней?
— Ну, входите, если уж вам так нужно.
Придержав рукой дверь, он закрыл ее за мной. Падлер стоял в середине дворика.
— Встаньте рядом с Падлером! — приказал я Клоду.
Но Падлер скользящей походкой рванулся ко мне. Я выстрелил ему в ноги. Пуля оставила белый след на камне перед ним и отлетела рикошетом в другую сторону. Он остановился, как вкопанный, не спуская с меня глаз. Клод попытался выбить у меня пистолет, но я ударил ему локтем по зубам. Он упал, отплевываясь кровью.
— Подойди сюда, — обратился я к Падлеру, — мне нужно с тобой потолковать.
Он не двинулся с места. Клод приподнялся и крикнул что-то в темноту на незнакомом мне диалекте. Дверь на другой стороне дворика распахнулась, и из нее вышло человек десять мужчин. Смуглые и малорослые, они быстро приближались ко мне. Их зубы блестели при лунном свете, они не издавали ни звука.
Я перехватил пистолет и стал ждать. Первые двое упали, остальные окружили меня, сбили с ног и вышибли сознание из моей головы.
Через некоторое время я пришел в себя. Руки мои не двигались, а окровавленные губы целовали цементный пол. Через некоторое время я уже стал ориентироваться. Мои руки были связаны за спиной, ноги согнуты и привязаны к поясному ремню. Я мог лишь слегка шевелиться и поворачивать голову набок, что мне совсем не понравилось.
Я сделал над собой усилие, чтобы закричать, но моя черепушка отозвалась на это ужасной болью. Сквозь боль в голове я не расслышал собственного голоса. Затем я почувствовал сильную боль, в висках стучало в прерывистом ритме отбойного молотка. Я был бы рад помощи всякого, даже Клода.
— Тяжела кара господня, — раздался его голос откуда-то сзади и сверху. — Вы не должны были осквернять храм. Не прошедший очищения заслуживает наказания.
— Хватит дурачиться, — сказал я в цемент. — Вы будете замешаны в деле с двумя похищениями.
— Глупая жертва, мистер Арчер.
Он щелкнул языком. Я вывернул шею и увидел перед собой его сандалии.
— Вы плохо представляете себе ситуацию, — заявил он, сменив манеру разговора. — Вы нарушили нашу неприкосновенность вооруженным вторжением, совершили надо мной насилие, напали на моих друзей и послушников.
Я попытался рассмеяться, но у меня ничего не получилось.
— Падлер ваш помощник? Да, это вполне духовное лицо.
— Послушайте, мистер Арчер. Мы могли прикончить вас при самообороне. Ваша жизнь — это просто наш подарок.
— Почему же вы не довели дело до конца и не прикончили меня?
— Вы, кажется, начинаете сознавать всю серьезность вашего положения, Арчер.
— Я понял, что ты вонючий, старый козел.
Я старался придумать более обидное сравнение, но мой мозг еще не отошел от перегрузок после ударов по голове. Клод наступил на меня ногой, чуть повыше почки. Рот мой раскрылся, зубы заскрипели по цементу. Я не издал ни звука.
— Подумайте о своем положении, — сказал он.
Свет погас, и дверь захлопнулась. Боль в теле и голове снова запульсировала, и я начал бредить.
