— Сью и Эрик давно дружат? — спросил я.
— Думаю, с год или около того. Он навещает ее каждый раз, когда оказывается в порту. Она влюблена в него.
— Странно, что он ни разу не упомянул о ней, пока мы не попали сюда.
— Ничего странного. У них все складывается не так-то просто. Эрик ведь женат.
— Да. Я знаком с его женой. Она его обожает. Похоже, он влип.
— Жалко Сью. — Мери скользнула взглядом по моему лицу. — А вы женаты?
— Нет. Поэтому танцевать со мной совсем не опасно.
Оркестрик из шести музыкантов был плохо сыгранный, но Мери танцевала до того здорово, что и я ощутил себя ловким, уверенным в себе танцором. На высоких каблуках она была почти с меня ростом, и мне удалось как следует разглядеть ее. Лицо у нее было будто с картины Леонардо: губы полные и яркие, прямой тонкий нос, высокий нежный лоб и живые глаза, цвет, глубина и выражение которых менялись в зависимости от ее настроения. Роскошное, податливое как струна тело. Ноги — верх совершенства.
После двух танцев она сказала:
— Мне скоро уходить.
— Почему?
— В девять пятнадцать эфир.
— Так вы та самая девушка, что ведет концерты по заявкам?
— Я и Сью ведем их по очереди. Значит, вы слушали нас?
— Несколько вечеров, пока шли к порту. Понятно, почему мне показалось, что мы старые знакомые!
— Не выдумывайте. Лучше скажите, как вам программы?
— Нравятся. И голос ваш тоже нравится. Странно, что я его не узнал.
— В эфире голоса звучат иначе.
Музыка заиграла снова, и мы потанцевали еще. Сью и Эрика я не заметил.
— А как насчет того, чтобы покритиковать? — спросила Мери.
— Критиковать неохота. Ну, может, маловато Эллингтона. Эллигтона всегда не хватает. Многовато «Не загоняй меня в ловушку». Я обожаю и Кросби и Кола Портера, но содружество двух гениев могло бы оказаться плодотворнее.
— Согласна, однако многим нравится. Кстати, лучшие вещи Эллингтона нелегко раздобыть. На прошлой неделе я разбила «Портрет Берта Уильямса», села и разревелась.
— Кто-нибудь должен срочно меня ущипнуть. Девушка из моего сна обожала «Портрет Берта Уильямса».
— Если вас ущипну я, вы рассердитесь. Я ужасно больно щиплюсь. А что за сон?
— Я видел сон. Я вообще часто вижу сны. Этот оказался вещий.
Мери чуть отстранилась и посмотрела на меня в упор.
— У вас недурно получается. Вы давно не сходили на берег?
— Почти год. Довольно давно. Поэтому сны были мне необходимы как воздух.
— Только не говорите теперь, что я вам необходима как воздух. Оказавшись здесь, я поняла, каково это — заменять то, чего не хватает.
— Вы чувствуете себя последней пачкой сигарет из-под прилавка?
— Скорее жалким кусочком мяса, брошенным на съеденье волкам. А мне больше нравится чувствовать себя человеком.
— Я не имею ни малейшего отношения к семейству собачьих.
Мери отвела от меня взгляд, а поскольку мне было приятно, когда она смотрела на меня, я изменил тактику.
— Вы здесь давно?
— Несколько месяцев. Пять с половиной.
— Вы из Огайо, Мичигана или Иллинойса?
— У вас тонкий слух. Жила в Кливленде. Который час?
— Восемь тридцать.
— Когда закончится эта мелодия, я пойду.
— Вас подвезти? Я одолжу джип у Эрика.
— Было бы неплохо. Только я потеряла из виду и Сью и Эрика. Может, они вышли в сад?
Пока Мери поднималась наверх за пальто, я поискал Эрика и Сью на первом этаже. На площадке для танцев их не оказалось, не нашел я их и в столовой, где выключили свет и где оставались другие парочки. Я прошелся по всем верандам вокруг дома, но так и не набрел на пропавших.
Вечер был ужасно темный. Слабый свет лишь кое-где пробивался сквозь мутные облака, хотя луна была полная. С далеких холмов сбегали водопады огней, но тучи, вечно нависающие над вершинами Оаху, чернели в небе, подобно зловещему року.
В саду я решил не искать, потому что это было бы неловко. В кустах переговаривались приглушенные голоса и мелькали слившиеся тени, вертикальные и горизонтальные.
Когда я случайно наткнулся на Эрика, он был один. Сидя на перевернутой мусорной корзине в углу мужского туалета, он добивал бутылку бурбона. Глаза его застыли и сделались стеклянными. Тонкие губы припухли и побагровели. Он обмяк и чуть покачивался. На лбу выступили капли пота. Раз или два в жизни мне доводилось видеть более пьяных людей, но те не могли сидеть.
— Сью ушла, а меня бросила тут, — тихо пожаловался он. — Ушла, а меня оставила одного. Она стерва, Сэм. Никогда не связывайся с миниатюрными брюнетками. Только измараешься. Невозможно избавиться.
Слушать его было не слишком приятно, кроме того, мне не хотелось заставлять Мери ждать.
— Можно взять твой джип? Я вернусь через час.
Тщательно обыскав карманы, Эрик нашел ключи.
— Поезжай, Сэм. Не представляю, куда ты собрался, но мне все равно.
— Ты бы лучше поднялся наверх и лег.
— Не хочу ложиться. Посижу тут до первых петухов. Тут надписи на стенах. Чудесные надписи, и вполне созвучные моим чувствам! — Он протянул нараспев несколько нецензурных слов. — Такие уж у меня чувства. Жуткие, но непоколебимые. Кувшин вина — и ты со мною вместе запоешь в сортире!
Эрик хихикнул. Предоставив ему возможность и дальше нести эту его безрадостную чушь, я пошел в вестибюль и даже недолго подождал, пока спустится Мери. Она слегка побледнела и казалась озабоченной.
— Сью наверху?
— Нет. Я думала, она прилегла в женской комнате. Бедняжка немного перепила перед ужином. Но там никого нет.
— Может, уехала домой? Эрик тоже хорош. Его я нашел в туалете.
— Может, и уехала. Позвоню ей со студии.
До радиостанции оказалось всего пять минут езды. Мы вошли в темную приемную, Мери усадила меня в вертящееся кресло, а сама отправилась звонить. Вернувшись через минуту, сказала взволнованно:
— Дома Сью нет, во всяком случае пока. Надеюсь, она не пропала.
— Найдется, — успокоил я.
— У меня есть еще несколько минут до передачи. Хотите взглянуть на фонотеку? Или останетесь тут и послушаете их?
Она кивком головы указала на застекленную кабинку. Пятеро или шестеро гавайцев, обмотанных видавшими виды гирляндами, бренчали на гитарах и терзали контрабас. Сейчас звучали «Голубые Гавайи».
— Как-нибудь обойдусь без столь экзотической роскоши, — сказал я.
