Канарис мрачно ухмыльнулся: «Боже мой, в каком мире она сейчас пребывает? «Продлить контракт»! Она что, в самом деле считает, что в разведке работают по временным контрактам, а резиденты выступают в роли импресарио, с которыми можно сотрудничать до тех пор, пока тебе не предложили более выгодные условия гастролей?!»
Он поднялся, несколько минут постоял под душем, вода в котором была чуть-чуть теплее, нежели в обычном кране, и по-армейски быстро оделся. Все это время Маргарет продолжала возлежать на широком приземистом ложе их «последней любви», с бутылкой шампанского в руке, которую она держала двумя пальчиками за горлышко, точно так же, как еще несколько минут назад держала половой орган своего мужчины.
— Вы — шпионка, Маргарет, — вполголоса произнес он, склонившись над ней и старательно застегивая рубаху, которую не успел заправить в брюки. Двое его агентов тщательнейшим образом проверили эту комнату, чтобы убедиться, что никакого устройства, которое бы позволяло подслушивать разговоры ее постояльцев, здесь нет.
— Мне-то казалось, что я танцовщица…
— Вы — шпионка, миледи. А соглашение о шпионаже — это на всю жизнь. Это покер профессионалов, при котором уйти из-за стола можно, только покончив жизнь самоубийством.
— То есть вы хотите сказать?..
— Я хочу потребовать.
— Даже потребовать? И что же вы хотите потребовать, Мой… скорее лейтенант, нежели капитан? — уже с явным вызовом поинтересовалась Маргарет. Она все еще не понимала, что постельные — как и все прочие — игры кончились и что язвительность ее никакого впечатления на Канариса не производит.
— Чтобы завтра же вы обратились в английское посольство и попросили разрешения отбыть на гастроли в Лондон.
Маргарет ожидала какого угодно требования, только не этого. Лицо ее сразу же просветлело, глазки заблестели. Она вновь готова была ласкать своего Маленького Грека до его полного изнеможения.
— А что, гастроли в столице туманного Альбиона… Разве не об этом вы мечтали в последние годы, утверждаясь на европейских подмостках в роли исполнительницы ритуальных восточных танцев?
— Не будем касаться моих мечтаний, — томно вздохнула Мата Хари. — Однако предложение меня уже заинтриговало. Не пойму только, почему вы потребовали добиваться поездки в Лондон?
— Не забывайте, что все еще идет война, — проворчал Вильгельм, не желая прибегать к пространным объяснениям. — В такие времена все предельно обострено.
— Допускаю. Только меня, популярную танцовщицу, военные строгости вряд ли должны коснуться. Мне давно хотелось совершить турне по Великобритании.
— Вы об этом как-то обмолвились.
— Не припоминаю, не припоминаю; но то, что вы угадали мои мечтания, — факт. Только для начала нужно договориться с каким-нибудь импресарио, который согласится организовать мое турне.
— Когда у вас будет разрешение на въезд в Англию, вопрос с вашими гастролями мы попытаемся решить сообща.
Требовать от агента идти в английское посольство действительно не следовало бы. Это был явный прокол. Маргарет пока что не догадывалась, что Канарис уже знает о слежке за ней английской разведки, и попытка получить английскую визу станет проверкой реакции англичан на готовность принять на своих берегах германскую шпионку.
— В Англии все еще остается множество людей, чья судьба связана с королевскими колониями. Уверен, что ностальгия погонит их на ваши концерты индийских храмовых ритуальных танцев, заставив забыть о традиционной английской скупости.
— К чему излишнее многословие, моряк? — сладострастно икнула Маргарет, едва не задохнувшись от большого газо-пенного глотка шампанского. — Вы решили, что следующая наша ночь должна пройти в Лондоне? Как мило! Не возражаю. С условием, что ваша служба возьмет на себя оплату моего переезда от Парижа до Лондона, а также часть гостиничных расходов.
— Опять вы о деньгах… — осуждающе покачал головой Канарис. — Несолидно, госпожа Зелле.
— Не желаю слышать это гнусное «Зелле», — капризно поморщила носик танцовщица. — Вам прекрасно известно, что меня зовут Мата Хари.
— Осмелюсь напомнить вам, госпожа Зелле, что мы не в театре, и ваши сценические имена меня не интересуют.
— Кому, как не вам, помнить, что Мата Хари — не только мое сценическое имя, но и сакральный словесный символ, некий небесный код. Когда я принимала это имя, которое переводится как Свет Утренней Зари, или Око Дня, то прошла путь полного духовного очищения в одной из наибольших и древнейших святынь…
— Остановитесь, госпожа Зелле, — сурово прервал ее капитан-лейтенант, зная, сколь пространно она способна излагать одну из своих легенд. — Пощадите себя и меня.
— С условием, что впредь вы будете называть меня Матой Хари , только Матой Хари, и никаким иным именем.
Канарис никогда не забывал, что Маргарет терпеть не могла, когда ее называли госпожой Зелле, но уже не раз пользовался этим ее неприятием как надежным, безотказным раздражителем.
— Вчера вы получили вполне приличную сумму… госпожа Зелле, так что советую поумерить свои амбиции.
— Но ведь это же гонорар за мои прошлые услуги. А речь идет о предстоящих гастролях в далекой стране, которые в мои планы не входили.
Капитан-лейтенант знал, что она потребует денег, и не сомневался, что эти деньги он найдет, но его и в самом деле раздражала меркантильность Маргарет, которая достаточно хорошо зарабатывала и сомнительные услуги которой германская разведка неплохо оплачивала. Не говоря уже о том, что в Париже она прожигала жизнь на средства состоятельных любовников.
— Надеюсь, вам не придет в голову затребовать с меня миллион франков?
Только теперь Маргарет по-настоящему насторожилась, и Канарис почувствовал это. Он давал ей шанс признаться в том, что ее перекупили. И если бы она сделала это сейчас, возможно, Вильгельм не стал бы настаивать на скором отъезде в Англию.
Поход Маты Хари в английское посольство действительно нужен был ему только для проверки. Если англичане разоблачили танцовщицу как германскую шпионку, они не позволят ей гастролировать по своей стране. Маргарет Зелле все еще оставалась подданной голландской короны, в этой войне не участвующей, нейтральной; к тому же речь идет об известной актрисе. Вряд ли англичане захотят омрачать свои отношения с Голландией и вызывать недовольство у европейской артистической богемы арестом столь известной актрисы.
— С вас миллион франков я не потребую, — почти по слогам произнесла Маргарет. — Тем более что я не давала повода обвинять меня в чрезмерности финансовых амбиций.
— Всего лишь поинтересовался вашими финансовыми интересами. А что касается денег, то вы получите их, как только поступит разрешение английских властей на ваши гастроли.
— Что-то вы темните, моряк.
— Когда вопрос касается оплаты агентов, я становлюсь прямолинейным и обязательным.
