— Теперь я уже не о деньгах. Говорите прямо: предполагаете, что могут возникнуть проблемы с моим въездом в Англию?
«Оказывается, она не так глупа, — подумал Вильгельм, — как могло бы показаться, глядя на то, что она творит в постели».
— Ну какие еще проблемы? — поморщился он. — Неужели кому-то могло бы прийти в голову подозревать вас в шпионаже? Не вижу для этого каких-либо причин. А вы?
Маргарет поднялась и, так и не набросив на себя халатик, важно прошествовала мимо Канариса в ванную.
— Что-то скрывается за этим вашим «лондонским заданием», моряк, какой-то подвох. Вот только не могу понять, в чем он заключается.
— В полном отсутствии какого-либо подвоха, — соврал капитан-лейтенант. — Просто идет война, и Германии важно Знать, что по этому поводу думают в аристократических, и прежде всего в армейских, кругах Лондона. Только-то и всего. А для вас это еще и возможность завоевать сердца лондонцев, стать популярной и по ту сторону Английского канала.
8
…Но, даже внутренне взорвавшись этим своим «Несправедливо!», Эрнст Кальтенбруннер не решился открыто подтвердить подозрение фюрера. Не из благородства, нет, и уж, конечно же, не из желания спасти адмирала, которого всегда недолюбливал. Единственное, что сдерживало его сейчас, так это обостренное, до чиновничьего инстинкта доведенное чувство самосохранения. Стоит ему поубеждать фюрера в том, что Канарис, «сам Канарис», тоже входил в число руководителей заговора, — и ничто уже не сможет удержать диктатора от мысли, что адмирал действовал заодно с шефом СД. Который пытается избавиться сейчас от бывшего руководителя абвера, как еще совсем недавно избавлялся от своих сообщников генерал-полковник Фромм.
— Вряд ли он разрабатывал план подготовки взрыва в «Вольфшанце», — вкрадчивым голосом излагал свое понимание ситуации Кальтенбруннер. — Сомневаюсь даже в том, что он был осведомлен об операции полковника фон Штауффенберга.
Брови фюрера вновь поползли вверх.
— Кто же тогда руководил полковником Штауффенбергом? Кто готовил всю эту операцию?
— Сам полковник. Это была его идея.
— Хотите сказать, что этот однорукий и одноглазый уродец самостоятельно сумел спланировать и провести такую операцию?
— …Которую, в общем-то, трудно назвать сложной, — неосторожно возразил Кальтенбруннер.
— При такой технической подготовке? — помахал фюрер перед своим лицом указательным пальцем.
— Изготовить мину мог кто-либо из известных ему пиротехников, а доступ к ставке у него был.
— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, — раздраженно хлопнул ладонью по столу Гитлер. — Речь идет не только о самом покушении. Следует иметь в виду организацию широкого заговора с целью свержения власти и разрушения рейха.
— Понимаю-понимаю, мой фюрер. Я всего лишь хотел уточнить. Кое-кто из генералов, некий узкий круг лиц, действительно знал о предстоящем покушении, но уверен, что готовил его и разрабатывал план проникновения в «Вольфшанце» с миной в портфеле сам Штауффенберг. А вот кто его вдохновлял, гарантируя осуществление государственного переворота… Конечно, полковник поведал бы нам об этом подробнее, если бы только генерал Фромм не поспешил со своим преступным самосудом.
— Генерал Фромм, — проскрипел зубами фюрер. По выражению его лица видно было, как ему горестно и противно вспоминать об этом человеке. — Однако самим заговором этот негодяй не руководил. Нет, только не Фромм. Этот не способен. Знал, догадывался, выжидал, молчаливо поддерживал — да, согласен…
Услышав это, Кальтенбруннер хищно улыбнулся: вот теперь самое время пройтись «ударом кобры» и по адмиралишке.
— Точно так же выжидал и наш Канарис.
— Да не был этот… Канарис руководителем, — появилась на лице фюрера гримаса презрения. — Уже хотя бы потому, что не способен планировать подобные операции или вообще кем-либо руководить.
— Типичный кабинетный оппозиционер, — в тон ему, заискивающе подыгрывая, произнес шеф СД. — Такой склонен ворчать, настраивать людей; в пику существующей власти выдавать какую-то информацию нашим врагам. Но он не диверсант, он не способен хоть на какое-то участие в покушении. Что, однако, не оправдывает его как одного из руководителей заговорщиков, — поспешно добавил Кальтенбруннер, встретившись с недоверчивым взглядом фюрера.
— Вот именно, не оправдывает, — проворчал фюрер и, по-старчески пожевав челюстями, незло проворчал: — Поэтому арестуйте его, Кальтенбруннер.
— Арестовать?! — опешил шеф РСХА. — Прямо сейчас? Это… приказ?
— Такого человека оставлять на свободе нельзя, слишком уж много у него связей и слишком уж велика опасность того, что он попытается скрыться, — усталым голосом проговорил Гитлер.
Обергруппенфюрер прокашлялся и взволнованно переступил с ноги на ногу, словно собирался уходить, но никак не мог решиться.
— Что должно послужить основанием для его ареста? — задавая этот вопрос, начальник РСХА отдавал себе отчет в том, что именно его слова послужили толчком для принятия фюрером решения вновь взять адмирала под стражу.
— Моего приказа уже недостаточно, чтобы арестовать Канариса?! — изумился Гитлер.
— Вполне достаточно, особенно если это уже… приказ.
— Тогда в чем дело?
— Я всего лишь говорил о какой-либо юридической зацепке. Но поскольку последовал ваш приказ, мой фюрер…
Кальтенбруннер направился к двери и уже готов был покинуть личное купе-кабинет фюрера, когда тот вдруг остановил его.
— Пожалуй, вы правы, Кальтенбруннер.
— В чем, простите? — спросил обергруппенфюрер, опасаясь, как бы Гитлер не увлекся своим красноречивым молчанием.
— Мы уже арестовывали адмирала, обвиняя его в измене, но затем освободили. Поэтому стоит внимательно изучить протоколы допросов тех, кто проходил по делу «Черной капеллы», или же усилить во время допросов натиск на тех, кого еще не успели казнить. Основательно усилить.
— Усилим. Я прикажу Мюллеру… — назвав это имя, Кальтенбруннер осекся и внимательно присмотрелся к выражению лица Гитлера, пытаясь выяснить, как тот относится к шефу гестапо, доверяет ли? Но, так ничего и не выяснив, произнес: — К следователям гестапо мы подключим людей из СД.
— Чтобы те следили за гестаповцами?
Кальтенбруннер так и не понял, было ли это сказано в шутку или же фюрер и в самом деле не уловил смысла его обещания.
— В этом пока что нет необходимости, — ответил он, чтобы снять подозрение. — Просто так будет надежнее.
И был немало удивлен, когда в ответ услышал:
— Не забывайте, что в вашем подчинении находится СД. Самое преданное, что у нас с вами осталось.
— Мне ясна ваша мысль, мой фюрер.
— Кстати, не упускайте из виду и то гнусное дело, которое связано с «чайным салоном фрау Зольф».
[12]
