36
Минут пятнадцать вся группа Иволгина терпеливо ждала в засаде у дома Раздутича. Наконец появился один из охранников. Он был навеселе. Пропустив его мимо себя, маньчжурские стрелки проследили, как, выйдя из калитки, он направился к стоявшей чуть позади дома машине.
— Карпухин, поди, причастись! — окликнул он часового. — Я минут десять постою.
— Иду, — невнятно пробасил диверсант, оглянувшись на притаившегося за машиной татарина.
Когда сменщик приблизился, диверсант аккуратно снял с него фуражку, чтобы не замарать, — пригодится, — и изо всей силы ударил прутом по голове.
Еще минут через десять, удивленные тем, что ни один, ни второй конвоир не появляются, во двор вышли старший конвоя и водитель. Их мгновенно окружили и обезоружили.
— Вы что, оборзели?! — не хотел верить в свое пленение старшина. — Кого берете, падлы?! Кто вы?
— Смерш, кто же еще? — ответил Иволгин. — Именно по твою троцкистскую душу мы сюда и пришли.
Водителя они убили, как только тот сумел убедить их, что машина уже, оказывается, исправна, просто не решились добираться до нового, недавно открывшегося лагеря на ночь глядя. Старшину же завели обратно в дом, налили ему стопку и, указывая на заключенного, который был в офицерском мундире, но без погон, спросили:
— Кто это?
— Налейте еще стопку для разговения души, — попросил старшина.
— Наглый до предела, — незло констатировал Перс, — однако налить придется, а то не по-мужски как-то получится.
— Так кого вы везли? — приступил к допросу Иволгин, как только старшина по привычке крякнул после опустошенной стопки.
— Власовца, — ответил старший конвойный. — Кого же еще? Кондаков фамилия. В Красной армии когда-то служил, из запасников. А по ихним, фрицовским документам, — майором был. Майор Носачев. Так мне сказали, сам я этих документов не видел. С ним еще один был, двоих забросили. Но того вроде бы сразу же на тот свет отправили.
— Не был я никогда этим вашим власовцем, — отрубил пленный, наливая себе самогона. — А что прибыл сюда в чине майора — это правда.
— Вас пока что не спрашивают, — пресек его говорливость Иволгин. — Хочу услышать то, что о вас знают в энкавэдэ.
— Как он у вас оказался? — вмешался в допрос Чолданов, явно нарушая при этом этикет.
— Подробностей не знаю. Известно только, что диверсант он, шпион немецкий. А еще по секрету сказали, что, дескать, прибыл, чтобы убить Сталина. Только не дошел.
— Неужели самого Сталина? — спросил Иволгин.
— Мне тоже в это не верится, но так сказали, так в его бумагах написано. Поэтому дело такое: верь — не верь… — Непостижимо для военной проголоди откормленный, с багровым, напоминающим новогоднюю маску лицом, старшина говорил все это безразличным голосом, оставив всякие попытки выяснить, кто же в действительности его арестовал: смершовцы или бандиты? Похоже, ему уже было все равно, от чьих рук погибать.
— Почему же сразу не расстреляли?
— Меня это тоже удивляет. Если он прибыл, чтобы убить Сталина, то почему его сразу же не кокнули еще в Москве, на Лубянке.
— У меня возникли точно такие же сомнения, — присел напротив него Иволгин.
Все остальные диверсанты вопросительно уставились на пленного.
— Говорю же, что это уже ваше дело: верить мне или не верить. По германским документам он вроде бы майор Кондаков. Кем на самом деле в Германии числился — сами у него спросите. И сказано было: прислали его с заданием взорвать машину Сталина. Кличка у него еще мудреная — Аттила. Хотя напарник называл его так, как называли, очевидно, еще в разведывательно-диверсионной школе — «лагерь-майор».
— Что, действительно? — повернулся Иволгин к Кондакову.
— Относительно клички? Да, это правда. Аттилой звали вождя гуннов, а меня называли еще и «лагерь-майором».
— Да апостол с ней, с кличкой. Я по сути. Сам бы ты говорил — точно не поверили бы.
— Неужели прислали с заданием убить Сталина? — не удержался Чолданов.
— С ним и прислали. Похоже, «по крупняку» играть решили, ва-банк пошли.
— Почему же ты здесь?
— Насколько мне известно, сам Берия приказал не расстреливать меня, поместить в лагерь и строго охранять. Очевидно, решил, что еще понадоблюсь им, — не без гордости объяснил Кондаков.
— Неужели они там, в Берлине, не понимают, что Сталина убить невозможно?
— Почему невозможно? И не таких убирали. В этой операции все было просчитано кроме одного: напарник мой, из бывших воров-уголовников, подвел. Причем появление его в группе — на моей совести, признаю.
— Не верю, что возможно. Такое задание мог дать только сумасшедший.
— Не отрицаю: только сумасшедший. Да только в Германии его называют «первым диверсантом рейха».
— Кого вы имеете в виду? — подался к нему Иволгин.
— Штурмбанфюрера СС Отто Скорцени, того самого, который освободил из-под ареста дуче Муссолини. Неужели не слышали о таком?
— Да слышали-слышали. Жалею, — обратился подполковник к Чолданову, — что сейчас здесь нет князя Курбатова. Его бы это ваше знакомство заинтриговало.
Воспользовавшись тем, что на какое-то время диверсанты потеряли к нему всякий интерес, старшина попытался опрокинуть стол и рванулся к двери. Но стол устоял, а его самого настигли, несколькими ударами по шее и голове успокоили и вновь приволокли на отведенное место.
— Тебя, скотина, угощают, как порядочного, а ты еще и брыкаешься, — пристыдил его Перс, чью звериную силу и ярость старшина уже успел познать на себе. — Не по-дворянски это.
— Так ведь убьете же, — прорычал старшина, опускаясь на пол между столом и печкой.
— Это само собой… — заверил его Перс.
— Но если все, что я тут услышал, правда, тогда почему вы оказались в этой глуши? — вновь спокойно заговорил Иволгин, словно бы ничего особого в доме Раздутича не произошло. Сам хозяин все это время оставался во дворе, составляя вместе со Златным его охрану.
По логике событий, Кондаков должен был оставаться в их группе, поэтому подполковник стремился сразу же выяснить, что он собой представляет.
— Этого я тоже понять не могу. Лучше его спросите, — указал Кондаков на старшину. — А Сталина завалить я все же смог бы, тем более что с Кровавым Кобой, Берией и прочими коммуно-масонами кремлевскими у меня свои, особые счеты. Напарник, тварь, предал. Не диверсант, а шушера болотная попалась.
— И все же это почти невероятно, — проговорил Чолданов. — Здесь, в этой поволжской глуши, — и вдруг появляется диверсант, шедший на Сталина!
— Вот именно, почему он здесь? — обратился подполковник к старшему конвойному.
