— Боже мой, князь! «Чья она агент?». Увидев красоту этой женщины, вы почувствуете, что вам совершенно наплевать, каким разведкам она служит и ради каких сведений ложится с вами в постель. Только бы ложилась. Вы первый на моей памяти, кто поинтересовался не красотой этой синьоры, а черт знает чем.
— Когда полковник Курбатов знакомится с женщиной, он, прежде всего, интересуется, на какую разведку она работает, — съязвил барон фон Шмидт — затем уже всем остальным. Если только это уже имеет смысл.
— И все же, — невозмутимо настоял на ответе по существу Курбатов.
— Легче сказать, на какую разведку она не работает. Но в этом вся ее прелесть. Если, конечно, упустить из виду, что и сама она — женщина удивительной красоты, поэтому завидую вам, князь. Можете оказаться достойным партнером. Она обожает аристократов.
— Несмотря на то, что в нее влюблен сам Скорцени, — вдруг заговорил сидевший за рулем унтерштурмфюрер. Умбарт решил не доверять итальянцу, поэтому усадил за руль своего адъютанта, слывшего прекрасным водителем. — Не мешало бы предупредить об этом господина полковника.
— Не мешало бы. Но при этом я бы уточнил… — Договорить Умбарт не успел. Одна автоматная очередь прошлась по борту броневика, вторая — но все еще открытому люку. Пули рикошетили над головой полковника и с воем уходили вверх. Опасаясь за него, Оборотень неожиданно бросился на князя, пригнул и прикрыл своим телом.
— Ни один германец так не поступил бы, — изумленно признал Шмидт, все еще не расставшийся с бутылкой. Но Курбатов не стал удивляться поступку казака, мигом стряхнул его с себя и, поднявшись, быстро развернул пулемет. Он еще успел заметить, что партизан укрылся в небольшом кустарнике, на вершине возвышенности, однако достать его из пулемета уже не сумел: между ними возникли валуны.
— Огонь по кустарнику! — крикнул он корсиканцам, ехавшим в открытой машине вслед за броневиком. И те сразу же открыли пальбу, но ни одного выстрела в ответ почему-то не прозвучало.
— Одно ясно: свой привет партизаны нам послали, — встревоженно проговорил Умбарт. — Как пираты — «черную метку»! Ночь придется провести в поселке Чечекенья, но предварительно прочесать его и окрестности, изъять оружие и ни одного жителя за пределы селения не выпускать.
— Так вы что-то там говорили об отношениях Скорцени и этой княгини, как ее там? — тотчас же вернул Курбатов их разговор в более приятное русло.
— Сардони. Марии-Виктории, — неохотно отозвался Умбарт, удивляясь, что Курбатова всё еще занимает этот вопрос, хотя, по существу, они уже нарвались на партизанскую засаду. Пикантная деталь: не Скорцени влюбился в княгиню, а наоборот. Однако никакого продолжения этот роман не получил. Я видел любовницу обер-диверсанта. Эта эсэсовка способна разнести всю «Орнезию» в одиночку, безо всякого оружия и военной техники, чтобы затем повесить княгиню и всю ее охрану. Лихая фрейлейн.
— Ладно, прекратим этот разговор, — недовольно остановил его Курбатов, словно бы разочарованный подобным поворотом. — И возвращаться к нему больше не будем.
— Мне доложили, что к оберштурмбаннфюреру фон Шмидту вами приставлен русский диверсант, — Гиммлер вызвал его но совершенно иному поводу, и то, что он вдруг обратился к «корсиканской истории», оказалось совершенно неожиданным для Скорцени. — Это что — очередная шутка отдела диверсий?
— Рядом с этим человеком постоянно должен находиться кто-то очень надежный, господин рейхсфюрер. В противном случае мы потеряем фон Шмидта задолго до того, как представится возможность вспомнить о морских сокровищах фельдмаршала.
— И затем уже окончательно потерять нашего барона.
— Что нами тоже предусмотрено, — вытянулся по стойке «смирно» Скорцени.
Хотя Гиммлер и носил мундир фельдмаршала СС
[16]
и занимал должность командующего войсками этой организации, по-настоящему военным человеком он себя все же не ощущал. Вот почему рядом с такими людьми, как первый диверсант рейха, он чувствовал себя как гном под могучей рукой богатыря: хоть и не слишком уютно, зато защищено.
— Кстати, он что — последний из тех, кто реально способен помочь нам в поисках сокровищ? — Скорцени показалось, что, спросив это, Гиммлер даже приподнялся со своего кресла.
— Похоже, что да.
— Вообще… последний? — вопрос показался обер-диверсанту рейха совершенно нелепым, тем не менее, он ответил на него со всей возможной серьезностью:
— Если речь идет о тех, кто и в самом деле способен служить проводником водолазной экспедиции.
— Почему? — откинулся на спинку кресла главнокомандующий войск СС, и свинцовые кругляшки его очков мгновенно потускнели. Но лишь после этого вопроса он жестом руки указал Скорцени на стул за приставным столом, слева от себя. — Почему только он? Что с остальными? Где они?
— Увы, их уже нет. Так сложилось. В силу разных обстоятельств…
Гиммлер выжидающе смотрел на обер-диверсанта, ожидая разъяснений. Скорцени этого не любил. Об убийствах он предпочитал не откровенничать даже с начальством.
— И кто же был заинтересован… в этих обстоятельствах?
— Наш глубокоуважаемый партайгеноссе Борман.
— Всего лишь? — От Скорцени не ускользнуло, что имя рейхсфюрера удивления не вызвало.
— Ну, еще в какой-то степени Геринг.
— Что более правдоподобно. Однако согласен: решения, судя по всему, принимал всё же Борман.
— Используя, как это ни странно, агентуру Канариса и, конечно же, свои старые партийные кадры. Впрочем, мы были заинтересованы в том же. — Гиммлер не шелохнулся. Запрокинув голову, он ждал разъяснений. — В том смысле, что следовало максимально сузить число лиц, посвященных в тайну клада Роммеля. Только в этом случае мы можем спокойно ждать часа икс.
— Но вы-то, Скорцени, понимаете, что речь идет о ценностях, которые, возможно, помогут нам продержаться в течение нескольких лет после того, как…
— Только это я и имею в виду, охраняя их, как Цербер, господин рейхсфюрер С С.
— В таком случае, на что рассчитывает Борман, зная, что клад охраняете вы?
— Рейхслейтер владеет почти теми же сведениями о кладе, что и мы. Это вселяет в него надежду. Единственное, чего у него нет и уже никогда не будет, это очевидцев, которые бы помнили и могли бы визуально подсказать.
— Что крайне важно, Скорцени. Нам не может быть безразлично, кто из нынешних руководителей рейха получит доступ к нему. Мы должны четко представлять себе, — почти патетически воскликнул он, словно дележ сокровищ должен был состояться уже завтра, на какую идею он будет нацелен и кто — Запад или Восток — будет стоять за его обладателями.
