Когда экипаж остановился и, словно по команде, повернулся к посланцам рейха, из вершины летающего диска в воздух взметнулся мощный луч, который аккуратно прорезал в туманном куполе оазиса почти идеально ровный овал, посреди которого показался огненный круг по-летнему яркого, но по-антарктически холодного солнца. Под лучами его оба «дисколета» и скафандры атлантов вспыхнули ярким серебристым свечением.
— Вы такие же арийцы, как и мы! — раздался над плато чем-то усиленный бархатный женский голос командира дисколета. — Нам приказано защищать и оберегать вас! Сейчас мы доставим вас на побережье и высадим в десяти километрах от вашего корабля. Оттуда, чтобы не вызывать излишнего интереса команды корабля нашим знакомством, вы сможете долететь до «Швабенланда» на своем самолете.
Легкий, похожий на горно-швабский акцент делал голос командира дисколета еще более изящным и нежным. Говорила она, старательно выговаривая каждое слово, и, как показалось фон Риттеру, повторяя их вслед за невидимым для них суфлером.
Она завершила свою речь и вместе с остальными членами экипажа вскинула руку в римском приветствии, таком знакомом офицерам рейха.
— Живи, Повелитель! — в один голос прокричали атланты.
— Хайль Гитлер! — вскинули руки в таком же приветствии германские офицеры, явственно ощущая, как породненность воинских приветствий органически сближает их.
Подчиняясь неслышимой команде, экипаж повернулся направо и, шагая в ногу, направился к кабине дисколета. Следуя его примеру, германцы тоже заторопились к своему военно-транспортному гидросамолету. Вся эта авантюра с пленением их командира и похищением летающим диском их гидросамолета завершалась «фронтовым братанием», что превосходило все их — одно мрачнее другого — ожидания.
— Вы видели?! — ликующе проговорил гауптштурмфюрер Крозетт, — у них такое же приветствие, как и у нас!
— Это они — из уважения к нам, — заметил фрегаттен-капитан. — Римское приветствие. Оно известно многим.
— Вот только у атлантов, — попытался завершить их краткий диспут фон Риттер, — оно появилось еще в те времена, когда не существовало ни римских легионов, ни самого Рима.
— В таком случае, — изумился Полярный Барон, — следует считать, что римляне позаимствовали его у атлантов?
— А что в этом странного: мы же не постеснялись позаимствовать его у все тех же римлян-итальяшек, копируя бравых легионеров Муссолини.
Фон Готт порывался каким-то образом поддержать этот разговор, но в конце трапа шедший за ними Посланник Шамбалы задержал его и вручил пакет:
— Здесь ваш и госпожи фон Криффер паспорта, билеты и подробная инструкция.
— Так это, значит, вы — Консул? — обрадовался фон Готт.
— Как видите. Более подробное знакомство наше сейчас неуместно. Кое-какие сведения обо мне сообщит фон Риттер.
— Главное, что вы появились, а значит, все стадо на свои места.
— Впредь будете действовать, только исходя из имеющегося здесь — постучал пальцем по пакету Консул, — предписания. От этого зависит и выполнение вами очень важного задания фюрера, и судьба Германии, и ваша личная безопасность. Вскрыть на корабле. Строго секретно.
Краем глаза взглянув на пакет, барон фон Риттер с удивлением увидел на нем двуглавого орла со свастикой в когтях, а под ним типографской готикой было выведено: «Берлин. Рейхсканцелярия. Канцелярия фюрера».
«Личные приказы фюрера в секретных пакетах рейхсканцелярии офицерам рейха стали передавать через посланников Шамбалы и прочих «медиумов»? — спросил он себя. — Что в этой стране происходит? Кто в ней в реальности правит?»
25
Октябрь 1943 года. Германия.
Вилла «Каринхалле» в окрестностях Берлина.
Как оказалось, Шелленберг не случайно затеял разговор об институте Геринга именно с ним, Скорцени. Не решаясь раздувать, на радость врагам, конфликт с рейхсмаршалом до размеров всегерманского скандала, Гиммлер поручил своему подчиненному Шелленбергу взять это «весьма сомнительное заведение» под крыло VI управления Главного управления имперской безопасности. То есть того VI управления, которое бригаденфюрер теперь возглавлял.
Но выяснилось, что принять решение — это одно, а вот реально отобрать у все еще официального преемника фюрера и все еще довольно популярного в германском народе рейхсмаршала Германа Геринга его шпионское детище — совершенно другое. И Гиммлер не нашел ничего лучшего, как послать Шелленберга на переговоры к Герингу.
Рейхсмаршал вежливо принял его на своей роскошной вилле «Каринхалле» в пригороде Берлина, все так же вежливо и внимательно выслушал его предложение и сказал: «Хорошо, я поговорю об этом с Гиммлером».
И лишь со временем Шелленберг понял, что на самом деле Геринг вежливо и вальяжно — как умел делать только он — послал его ко всем чертям. Гиммлер ждал неделю, вторую… Но, вместо того чтобы самому позвонить Герингу и с высоты своего положения попытаться полюбовно решить эту проблему, он не находил ничего лучшего, как время от времени устраивать разносы Шелленбергу.
Ни на какой такой «разговор с Гиммлером» рейхсмаршал так и не пошел. А следовательно, воспринимать его поведение нужно было однозначно: перчатка брошена! Вот только ни Гиммлер, ни тем более Шелленберг поднимать ее не решались.
Не зная, как вести себя дальше, Гиммлер свирепел при любом упоминании о Геринге и его институте, однако все еще ждал, что Шелленберг совершит чудо и убедит рейхсмаршала отречься от своего преступного творения. А на кого мог рассчитывать теперь Шелленберг? Уж не на него ли, первого диверсанта рейха Отто Скорцени?
— Я не знаю, решился ли в конце концов Геринг наведаться на «Базу-211», — ворвался в размышления штурмбаннфюрера голос Ридэ, — но мне хорошо известен его боевой девиз: «Новый рейх — новый фюрер!» Именно так: «Новый рейх — новый фюрер!» И я не уверен, что сам фюрер, наш, старый фюpep, старого рейха, с этим девизом знаком; а если и знаком, то принципиально согласен с ним.
Откинувшись на спинку кресла, Ридэ победно взглянул сначала на Скорцени, затем на Родля, которого до сих пор старался в упор не замечать, и принялся алчно обгрызать копченые ребрышки по-мюнхенски. Он не сомневался, что сразил Скорцени этой своей осведомленностью. Как не сомневался и в том, что информация, которой он поделился с обер-диверсантом рейха, стоит не одной порции копченых ребрышек и не одной кружки пива. Просто пока еще его недооценивают, фатально недооценивают.
Конечно, он мог бы напомнить обер-диверсанту, что сведениями, которыми он, Ридэ, так щедро делится сейчас с ним, обладает еще только один человек, который никогда ими не поделится, разве что в гестапо, под жесточайшими пытками. И человек этот — Герман Геринг!
— Значит, все-таки Геринг, — задумчиво произнес Скорцени, подперев подбородок сложенными вместе кулаками. — В любом случае это несколько упрощает ситуацию. Было бы значительно сложнее, если бы… — изо всей силы ударил он кулаком в ладонь, как в боксерскую грушу. То, что он сейчас произнес, Ридэ не предназначалось. Но в то же время Отто был очень признателен ему. Только благодаря «агентурным данным» этого полудезертира Скорцени по-настоящему готов был теперь к завтрашнему совещанию у фюрера.
