— Вряд ли он теперь уже кому-либо понадобится, но на всякий случай… А тогда, — уже поддался Штанге азарту рассказчика, на берег мы выходили, точнее выползали, через узкий разлом в скале. Как оказалось, неподалеку, на склонах небольшой горы расположился небольшой поселок, основную часть населения которого составляли представители какого-то местного индейского племени, а власть осуществлялась спившимся губернатором-нидерландцем, двумя чиновниками и двумя полицейскими.
— И ни одного взвода солдат?
— Ни одного.
— Этот факт вы можете скрывать, Штанге. Утверждайте, что остров взяли штурмом и колонизировали, — продолжал иронизировать штурмбаннфюрер. — Излагайте вашу исповедь колонизатора.
— Еще один полицейский пост находился во втором и послед нем поселке этого островка, расположенного в пяти милях, на противоположном берегу. Однако он нас не интересовал. Оставив на борту только троих моряков во главе с боцманом, я в первый же вечер повел команду в поселок. Мои разведчики захватили влюбленную парочку нидерландских колонистов.
— В самые пикантные минуты? Это не по-джентльменски.
— Каково же было наше удивление, когда оказалось, что по убеждениям своим парень, как и его отец, был национал социалистом, и на острове у них даже действовала небольшая, из десяти человек, организация нидерландских фашистов, обожествляющих Гитлера и Муссолини. Как только первый порыв страха пленников развеялся, парень настолько взбодрился, что выказал готовность присоединиться к команде, с условием, что в Германии я похлопочу о присвоении ему чина лейтенанта СС.
— Вот они, последние из племени нацистских романтиков, сдержанно проговорил Штубер, и капитан-лейтенант так и не понял: молвлено это было всерьез или же с иронией? — Жаль, что в самом рейхе их становится все меньше.
— Истинно так, — согласился с ним Штанге. — Однако вернемся к романтикам. Выяснилось, что девица разделяла взгляд своего эсэс-возлюбленного, что сразу же облегчило нашу жизнь. Они то… — начал было Штанге, однако договорить не успел. Появившийся на мостике посыльный прокричал:
— Господин капитан-лейтенант, акустик засек субмарину! Движется в направлении дрейфующего «Сан-Фернандо». Похоже, что субмарина наша, из «Карибской стаи».
— Но это всего лишь его предположение?
— Старший офицер Хорн — того же мнения.
— Объявить тревогу! Готовиться к погружению!
— Поздно, — как можно спокойнее произнес Кеммер-Штубер. — Субмарина всплывает.
— Уже?! — припал к окулярам бинокля капитан-лейтенант. — Это ж как понимать?! Их акустик не обнаружил нашего присутствия?
— Почуяв большую и беззащитную добычу, на субмарине попросту потеряли страх. И нюх.
— Тем более — погружаемся.
— Это наша субмарина! — появился на мостике старший офицер Йохан Хорн. — Радист вышел на условленную волну и связался с их радистом. Никаких сомнений, это — наши моряки!
— Ну и?… — вновь поднес бинокль к глазам Штанге. — Кто этой акулой командует?
— Субмарина идет под флагом командора Кнохена.
— Не может быть! Вы не ослышались?
— Никакой ошибки, командора Кнохена.
— Неужели этот Ржавый Утопленник все еще на плаву?! Мне сказали, что связь с ним давно потеряна и, скорее всего, он уже покоится на дне.
— Пока что — на борту субмарины, — заверил командира лейтенант Хорн, — которая — вот она!
— Пусть радист сообщит ему, что я помиловал команду этого судна, хотя судовую рацию мои люди из строя вывели. И что Кнохен опоздал: горючего на «Сан-Фернандо» уже нет. Он ведь наверняка рыщет в поисках его. Так порадуем же командора хотя бы одной «радостной» вестью.
Лейтенант тотчас же бросился к микрофону командного отсека, чтобы передать команду радисту.
— Этот Ржавый Утопленник, — продолжил свой рассказ Штанге, — умудрился в качестве командира корабля оставить на дне эсминец, морского охотника и две субмарины. И всякий раз каким-то чудом всплывал. Предыдущая субмарина, которой он командовал, получила у Нормандских островов две пробоины, потеряла ход и легла на неглубокое дно. Закрывшись со своим вестовым в командирском отсеке, он приказал закачивать туда воздух, чтобы максимально повысить давление, а затем быстро открыл люк, и большим воздушным пузырем их выбросило из отсека. Однако уже на поверхности матрос скончался, что-то там у него произошло то ли с легкими, то ли с сердцем.
— Господин капитан-лейтенант, — вновь появился на мостике Хорн, — ваше радиосообщение на субмарину «Демон» передано.
— Так они действительно истратили все горючее? Если да, придется с ними поделиться.
— Я запросил. Горючим они заправлены. Вчера перехватили танкер.
— Это упрощает ситуацию.
— Командор уведомил, что сейчас его субмарина приблизится к нам.
— Если у него найдется бутылка хорошего кубинского рома, пусть причаливает. Правда, многовато нас здесь собралось. Как бы не налетело звено американских морских штурмовиков.
Пока офицеры делились мнениями и предположениями, моряки «Демона» тоже успели взять на абордаж несчастный «Сан-Фернандо» и, ничем особым не поживившись, вернулись на субмарину.
— Однако обратимся к незавершенной истории Ржавого Утопленника, — молвил Штанге, все еще осматривая «венесуэльца» и «Демона» в бинокль. Он опасался, что командор не оставит корабль на плаву, но в то же время понимал, что уже никак не способен будет повлиять на решение командира субмарины, а значит, и на судьбу венесуэльских моряков. — На острове был наш гарнизон, и Кнохену повезло: его подобрал патрульный катер. Когда через трое суток, доставленный в Берлин на «Хейнкеле-111», он предстал перед адмиралом Эберхардом Готом в старательно отутюженном мундире и сообщил, что вся команда, кроме него, осталась на дне, командующий подводным флотом так рассвирепел, что чуть не пристрелил его.
«Ты даже не пытался спасти свою новейшего типа субмарину или хотя бы часть своей команды! — орал он, размахивая пистолетом. — Ты бросил своих моряков на произвол судьбы и трусливо бежал. Зачем ты мне нужен здесь — без субмарины и команды?!»
— Адмирала, джентльмены, можно понять, — заметил Кеммер-Штубер, и на сей раз не отказываясь от понравившегося ему английского великосветского обращения.
— От суда Кнохена спасло только заступничество какого-то генерала, состоявшего с ним в родстве. Ибо действовал этот генерал, понятное дело, черед гросс-адмирала Деница.
— Имя генерала помните? — на всякий случай поинтересовался Штубер.
— Знаю только, что теперь он арестован и им занимается гестапо. Как оказалось, он каким-то образом связан был с заговорщиками, совершившими покушение на фюрера в июле прошлого года.
— Тогда многое проясняется, — проворчал Штубер.
— Причем арестован, говорят, по настоянию Скорцени.
