— Главное, что во главе Четвертого рейха будет стоять фюрер Адольф Гитлер, пусть даже это будет уже Адольф Гитлер Второй! — эйфорийно воскликнул Борман.
— А каковой окажется судьба остальных руководителей рейха — спросил Кальтенбруннер, мгновенно разрушая атмосферу призрачного воодушевления. — Как вести себя им?
Однако отвечать на этот вопрос Борман не мог, да и не пытался. Он тотчас же перевел взгляд на Консула. Остальные последовали его примеру.
«А ведь идеальное решение судьбы рейха заключается в том, чтобы провозгласить фюрером этого красавца из Шамбалы или откуда он там… — подумалось Отто Скорцени. — Неужели никто не понимает этого? Может быть, сама судьба послала его нам, некие Высшие Силы? И потом, почему самому Посланнику Шамбалы не приходит в голову такая политическая комбинация? — Если кто-то из вас или из других известных миру высокопоставленных лиц решится убегать, то он должен знать, что за ним, семьей, а также ближними родственниками спецслужбы и мстители-одиночки из стана победителей будут охотиться по всему миру. Но даже если вы на это решитесь, то обязаны подставить русским и англо-американцам своих двойников, чтобы сбить их с толку. Если же кто-то окажется в руках врага, то обязан либо покончить жизнь самоубийством, либо взойти на эшафот, сохраняя тайну нашего совещания, тайну Рейх-Атлантиды. — Но ведь высшее руководство может укрыться в подземном мире Рейх-Атлантиды, — вновь нарушил поток своего глубокомысленного молчания несловоохотливый Вольфрам Зиверс.
— Уж вы-то, господин Зиверс, как никто иной, должны знать, что это невозможно, — резко отреагировал Посланник Шамбалы, и впервые Скорцени уловил, что голос его звучит как-то сыгранно, словно слова зарождаются не в гортани человека, а в утробе какого-то механического существа. При нормальной, не взволнованной речи этого не замечалось. — Там создается иной рейх, иная цивилизация, с иной жизненно-космической философией. В том-то и дело, что фюрер, а следовательно, и все вы вышли из-под контроля Высших Посвященных; вы нарушили все те требования, которые в свое время были предъявлены фюреру, попрали все те условия, на которые Гитлер в свое время согласился, и все те обязательства, которые он, в обмен на дарованную ему власть, принял на себя. Все эти концлагеря смерти, газовые камеры, крематории, массовое истребление сотен тысяч людей вне поля боя… Высшие Посвященные, которые выступают гарантами существования и мирного развития вашей цивилизации, не могут смириться с дальнейшим существованием подобного режима.
— А с коммунистическим режимом Москвы они согласны мириться? — спросил Кальтенбруннер.
— В войне, которая сейчас происходит в Европе, будут ослаблены обе империи тьмы. Но вашей суждено погибнуть первой. А теперь я завершу свою мысль. Если бы фюрер вел себя так, как ему было предписано свыше, вашим войскам не пришлось бы тысячами погибать в подмосковных лесах на космическом сорокаградусном морозе. Спросите, почему? Просто мороза этого не было бы, — хищно осклабился Посланник Шамбалы, давая понять, что ему приятно и предъявлять руководству рейха претензии, и объявлять ему приговор. — Да и ваш фюрер, возведший себя в ранг верховного главнокомандующего и главнокомандующего сухопутными силами, не принимал бы таких откровенно дилетантских, погибельных для вермахта решений, какие он принимал.
На сей раз даже Кальтенбруннер, который до сих пор казался самым храбрым, промолчал. Все были изумлены и на Посланника Шамбалы смотрели, как на человека не от мира сего. Коим он в действительности и был.
— Извините, господа, но вам нет места ни в Рейх-Атлантиде, ни в послевоенной Германии.
— И что же нам теперь делать? — язвительно поинтересовался Гиммлер.
— Единственное, что вы как офицеры можете и обязаны сделать, — это разделить судьбу своей армии и тем самым отвлечь внимание спецслужб победителей от существования где-то там, в глубинах Антарктиды, нового рейха. Вот ваша роль, и вот задача, которая стоит сейчас перед вами! Кстати, если я не ошибаюсь, вы, господин Гиммлер, уже издали приказ, согласно которому ни один сотрудник СД не должен попасть в руки врага живым, — Да, такой приказ был, — как можно жестче ответил рейхс-фюрер СС. — Это закон и традиции нашей службы.
— Кроме того, вами же издан приказ, согласно которому «семьи тех, кто сдастся в плен, не будучи ранен, подлежат уничтожению». При этом вы разъяснили своим подчиненным: «Этого требуют долг перед народом и традиции германцев».
— Да, и такой приказ тоже был издан, — решительно поднялся Гиммлер, нервно одергивая свой френч. — Лично я уже решил для себя, что разделю судьбу своих воинов СС. Уверен, что к этому готовы и другие присутствующие здесь. И не только они. — Это по-арийски, — признал Консул Внутреннего Мира. — Кажется, у вас, господин Скорцени, все еще имеется двойник фюрера. Говорят, вам удалось взлелеять это редкостное создание.
— Будем надеяться, что удалось, — сдержанно ответил обер-диверсант рейха.
— Считаете, что пора вести речь о двойниках? — удивленно взглянул на него Гиммлер.
— Для чего-то же мы их сотворяли!
— Через три дня я готов встретиться с ним, — молвил Посланник Шамбалы.
— Готов организовать эту встречу.
— В таком случае мне лишь остается ответить на вопрос, который мучил вас в течение всего нашего совещания: почему я не стремлюсь к тому, чтобы возглавить если не этот, погибающий, рейх, то хотя бы Рейх-Атлантиду.
— Я такого вопроса не задавал, — отрубил обер-диверсант.
— Но задавались им. Так вот, объяснения мои будут краткими. Мне хорошо известно, что социально-политический эксперимент, затеянный в Германии, по созданию расы арийцев оказался не только неудачным, но и губительным. Как, впрочем, и жидомасонский эксперимент с построением так называемого коммунизма в России.
— Почему же вы не вмешались в этот эксперимент в России? — окрысился на него шеф института «Аненэрбе».
— Я — всего лишь инспектор, а не вершитель судеб. Вмешиваться в ход событий я могу только в самом крайнем случае, да и то с позволения Высших Посвященных.
44
Апрель 1945 года. Германия.
Ставка рейхсмаршала Германа Геринга в Баварских Альпах, в районе Берхтесгадена.
Когда Геринг, генерал Коллер и адъютант Инген спустились на первый этаж, оберштурмбаннфюрер приказал конвоировавшим их эсэсманам подождать его здесь, а сам вернулся в кабинет рейхсмаршала. Геринг решил было, что он захотел обыскать его письменный стол, но вскоре через открытую дверь до него донесся высокий фальцетный голос Франка, разговаривавшего с кем-то по телефону.
— С генералом — понятно! — кричал он в трубку, пробиваясь через помехи в связи, — созвонитесь, пожалуйста, с Берлином и выясните, что делать с этим их маршалом!
— Если вас освободят, — вполголоса проговорил Геринг, обращаясь к Коллеру, — сразу же постарайтесь связаться с майором Хартманном. Сегодня он звонил мне. Пусть свяжется с охраной аэродрома, может, удастся создать отряд. Номер — в записной телефонной книжке.
