— Приволоките-ка его сюда, Брандт, — проговорил рейхсфюрер, не отводя взгляда от оружия.
— Какой из них?
— Я не о мече, Брандт.
— Странно, мне известно, как вы любите старинное оружие, рейхсфюрер.
Это была ложь, Гиммлер никогда не увлекался никаким оружием, в том числе и старинным. Замками — да, замки он любил, но что касается оружия…
Однако Брандта это не сдерживало. Как не сдерживало и то, что шеф уже не раз ловил его, своего адъютанта, на том, что тот приписывал ему такие качества характера и такие увлечения, которых за Гиммлером никогда не числились. На беду Брандту, рейхсфюрер никогда не стеснялся опровергать его домыслы, причем делал это в довольно резкой форме, порой прилюдно. Вот и сейчас он прямо заявил:
— Не выдумывайте, Зомбарт, к оружию я всегда был безразличен. Представляю себе, что пришлось бы читать будущим поколениям обо мне, если бы вы как мой многолетний адъютант решились написать мемуары о нашей совместной службе.
— Вы представали бы со страниц моих мемуаров истинным героем, сравнимым разве что с рыцарями Круглого Стола короля Артура.
— Не дай мне, Господи, возможности видеть эти ваши опусы. А приволочь ко мне я просил Зомбарта. Известного вам унтерштурмфюрера Зомбарта.
Брандт несколько раз качнулся на носках, будто решал для себя, стоит ли выполнять эту прихоть рейхсфюрера. Затем лениво позвал коменданта и приказал немедленно доставить унтерштурмфюрера.
— Что вы замялись, Вильке? — поинтересовался он, видя, что комендант замка не очень-то торопится выполнять его распоряжение.
— Да-да, я сейчас же приглашу господина Зомбарта.
— Что значит «приглашу»?
— Нам приказано обращаться к нему с той же учтивостью, как если бы мы имели дело с фюрером. То есть мы должны делать вид, будто принимаем его за фюрера.
Гиммлер и Брандт ошарашенно уставились друг на друга.
— Кто приказал? — презрительно осклабился Гиммлер.
— Штурмбанфюрер Скорцени.
На сей раз Гиммлер предпочел не встречаться даже со взглядом адъютанта.
— Вы что, не понимаете, кто перед вами? — уставился Брандт на Вильке. — При чем здесь штурмбанфюрер Скорцени?!
— Но Скорцени исходил из личного приказа фюрера. И вообще, это ведь… Скорцени.
— В таком случае пригласите сюда Зомбарта как фюрера, — язвительно предложил Гиммлер. — Только поторопитесь, у нас мало времени.
— Как и у вас, Вильке, — добавил адъютант с угрожающей многозначительностью.
Комната, которую приготовили для Гиммлера, оказалась довольно уютной: ковры, камин, несколько потемневших от времени, совершенно потерявших свои цвета полотен старинных мастеров.
Усевшись в глубокое кресло, рейхсфюрер налил себе немного вина и, процеживая его сквозь зубы, посматривал на часы. Кальтенбруннер и Скорцени должны были явиться с минуты на минуту. Они, очевидно, были не мало удивлены, получив его приглашение провести совещание здесь, в «Вольфбурге». Но рейхсфюрер был уверен, что сам выбор места подсказывал обоим эсэсовцам, насколько их встреча важна для рейха.
«Да уж, пришла пора думать не только о том, как лишний день продержаться на каком-то участке фронта, но и как начинать жизнь после того, как все поля сражения окажутся перепаханными крестьянами. А ведь еще не известно, какие дни покажутся страшнее.
— Лжефюрер прибыл, — появился в дверях адъютант. — Ждет в прихожей.
Главнокомандующий войск СС с трудом вырвался из потока своих философско-отстраненных размышлений и с нескрываемым ужасом взглянул на штандартенфюрера Брандта.
— Чего он ждет, штандартенфюрер?
Брандт давно привык к тому, что шеф позволяет себе задавать вопросы, которые следовало бы адресовать кому угодно, кроме адъютантов. Поэтому без какой-либо паузы на осмысление ответил:
— Своего часа.
— У лжефюреров не бывает «своего часа», Брандт.
— Как же тогда быть со «временами лжефюреров», наступающими всякий раз, когда народ перестает свято верить в могущество и непогрешимость своего истинного вождя? А ведь о них провидчески говорил сам Гитлер.
— Господи, избавь нас от лжефюреров!
— Но пока что мы сами усиленно сотворяем их, господин рейхсфюрер, — с особым ударением произнес он это свое «рейхсфюрер», как будто в определении «рейхе» уже заключалось нечто такое, что способно было указывать на «лживость» данного «фюрера». — Причем делаем это, не ведая, что творим.
— Вот именно, Брандт, сотворяем. И, тем не менее, Боже, избавь нас от лжепророков, а значит, и от лжефюреров!
11
Кальтенбруннер и Скорцени появились именно в ту минуту, когда Зомбарт внутренне уже готов был предстать перед рейхсфюрером. Проходя через приемную, Кальтенбруннер увлекся разговором с обер-диверсантом рейха, но, завидев «фюрера», остановился, вытянулся по стойке смирно, и лишь мгновенная реакция Скорцени, сумевшего перехватить его руку, спасла шефа Главного управления имперской безопасности от непростительного конфуза:
— Увы, это еще не фюрер, — сказал он, однако Кальтенбруннер не уловил двусмысленности молвленного им.
— Не… фюрер? Кто же это?! Кто имеет право?..
— Перед вами, обергруппенфюрер, всего лишь унтерштурмфюрер Зомбарт. Всего лишь…
«Дело ведь не в том, — поиграл желваками Скорцени, — что он признал бы в Зомбарте фюрера, а в том, что, возглавляя службу имперской безопасности, не сумел распознать… лжефюрера! А этого простить ему в «Вольфшанце» уже не смогли бы. Поскольку для Кальтенбруннера это уже непростительно».
— Какого дьявола вы торчите здесь, унтерштурмфюрер?! — возмутился Кальтенбруннер, нервно хватаясь за кобуру пистолета.
Скорцени заметил, как побагровело его лицо, и понял: шеф РСХА воспринял эту встречу, как опасную шутку. Следовало как-то выходить из неловкого положения, однако обер-диверсант не знал, как именно это следует сделать.
— Меня вызвал господин рейхсфюрер, — слегка побледнело лицо Зомбарта.
— Но, очевидно, он вызвал вас как унтерштурмфюрера Зомбарта?
— Никак нет, господин обергруппенфюрер, он вызвал меня как фюрера.
— Как кого?! — взревел Кальтенбруннер.
— Точнее, как лжефюрера, — ответил Зомбарт.
— О чем он говорит?! — ужаснулся этот, почти двухметрового роста верзила, по-бычьи напрягая шею и покачивая головой. При этом обращался он уже к Скорцени. — Вы слышали, что он позволяет себе говорить в моем присутствии?!
— Это действительно двойник фюрера, — вполголоса объяснил обер-диверсант, чувствуя, что ситуация становится настолько же опасной, насколько и комической. — Гиммлер им очень заинтересовался. Впрочем, существование такого двойника — в наших общих интересах, в том числе, как считает Гиммлер, и в ваших.
