— К сожалению, нам не было известно, что Штауффенберг и его сообщники, м-да… — пробормотал он со свойственной беззубой невнятностью
[47]
.
— К чему же вы тогда готовились, Кальтенбруннер?
— Тем не менее, исходя из соображений высшей безопасности… Что, несомненно… Иначе наши враги и в самом деле решили бы, что обезглавили наше движение, м-да. Но это им не удалось. Вы видели этого двойника, господин рейхсфюрер? Это и есть тот, который, в случае надобности…
— Но почему не поставили в известность меня? — властно оперся кулаком о стол Гиммлер. — Почему не сообщили, что готовится операция по подмене фюрера?
В этот раз Кальтенбруннер взглянул на Скорцени с откровенной мстительностью: «Теперь выкручивайся сам, умник». Гиммлер прекрасно помнил, что именно по протекции Кальтенбруннера Скорцени в свое время оказался в здании Главного управления имперской безопасности, чтобы затем все увереннее обосновываться в нем.
— Только потому, — спокойно объяснил штурмбанфюрер, — что ситуация не угрожала выйти из-под вашего контроля, господин рейхсфюрер СС.
— Вы были абсолютно уверены в этом, Скорцени?
— Почувствовал, как только прибыл со своим батальоном фридентальских курсантов в Берлин, — напомнил ему Отто, — и ворвался в ставку заговорщиков.
— Все правильно, вы ведь арестовывали все руководство заговорщиков, — понял свою ошибку Гиммлер.
— Более неумелого и неумного руководства мятежом, чем продемонстрировали Бек, Ольбрихт и прочие военачальники во главе с фельдмаршалом Витцлебеном, даже невозможно себе представить. Классический пример бездарной попытки захвата власти, достойный того, чтобы войти в учебные пособия для будущих путчистов всего мира.
— Что совершенно очевидно и несомненно, — столь же невнятно подтвердил Кальтенбруннер и вновь позволил себе плеснуть в стакан небольшую порцию вина. Чего обычно в присутствии рейхсфюрера СС делать не решался. — Исходя из нашего плана… Который весьма предусмотрительно… Но ситуация из-под контроля так и не вышла, м-да…
— К операции «Великий Зомби» мы, по вашему приказу, господин рейхсфюрер, приступили бы только в том случае, — пришел ему на помощь Скорцени, — когда стало бы очевидным не только то, что фюрер погиб, но и то, что лично вы, рейхсфюрер, не успели перенять все его полномочия. То ли по причине того, что мятеж приобрел слишком широкое распространение, то ли кто-либо из недавних соратников Гитлера, — я не стану называть имена, они вам известны, — вдруг решил бы, что эти полномочия следует принимать ему, отстранив руководство СС от руководства страной.
Гиммлеру не следовало объяснять, что Скорцени имеет в виду, прежде всего, Геринга, который все еще оставался официальным преемником Гитлера; а также человека, который видел себя куда более реальным его преемником — то есть Бормана, со всей его партийной канцелярией и влиянием в провинциальных партийных организациях.
— Что ж, — замялся Гиммлер в нерешительности, — если исходить из такого взгляда на появление этого унтерштурмфюрера в образе двойника… Тогда это приобретает совершенно иной смысл.
— Если ситуация, возникшая 20 июля, вдруг повторится, мы окажемся основательно подготовленными к ней.
— Теперь подобную ситуацию могут создать наши внешние враги, Скорцени, — назидательно молвил Гиммлер. — Вот почему к ней нужно готовиться со всей надлежащей строгостью и секретностью.
— М-да, с надлежащей, — пробубнил Кальтенбруннер.
И все же сначала Гиммлер прошелся свинцовым залпом
своих очков по Скорцени:
— Контроль остается за вами, штурмбанфюрер.
— Это будет реальный и жесткий контроль, — заверил его руководитель диверсионной службы рейха.
— И докладывать лично мне. Лично!..
— Мы с Кальтенбруннером, — дипломатично вывернулся Скорцени, — постоянно будет держать вас в курсе событий.
— А я сказал: «Лично!», — перевел Гиммлер «оптические прицелы» своих очков на Кальтенбруннера, предостерегая того от какой бы то ни было попытки помешать Скорцени время от времени переступать через его голову.
— В случае крайней необходимости, рейхсфюрер, — подтвердил тот.
Гиммлер пошел к выходу. Кальтенбруннер подался вслед за ним, но в последний момент умудрился приотстать, и, когда дверь за рейхсфюрером закрылась, прохрипел, выдыхая на приблизившегося Скорцени всю сумятицу запахов и несвежести:
— Когда вы начинаете работать с Имперской Тенью, вы становитесь опасны вдвойне. Ваше счастье, что ни Гиммлер, ни фюрер так до сих пор и не поняли этого.
— Или же поняли слишком отчетливо, — рассеял Скорцени мрачноватость своих шрамов столь же мрачной ухмылкой. — В любом случае я все буду делать под вашим патронатом, обергруппенфюрер.
— Вот это правильная мысль, — похвалил его Кальтенбруннер. — Вы всегда должны оставаться преданы мне. Помня при этом, благодаря кому вы стали в рейхе тем, кем вы сейчас стали.
И Скорцени вдруг вспомнил «обет верности», который недавно принимал от Зомбарта. Заполучив в свои руки двойника фюрера, они все постепенно начинали чувствовать себя заговорщиками и вели себя соответственно.
— Скоро вы всех нас будете держать в кулаке, как император свою набранную из рабов гвардию, — словно бы уловил его мысль Кальтенбруннер.
— Это мы с вами будем держать все в кулаке, Кальтенбруннер.
— И в этом ваше несомненное преимущество, Отто, — похлопал тот Скорцени по плечу и поспешил за рейхсфюрером.
18
Зомби аккуратно складывали принесенные ими камни на вагонетки и вновь возвращались в забой — куда-то туда, где за двумя поворотами глухо стучали отбойные молотки.
Заприметив среди них того, который чуть было не обронил камень ему на ногу, Штубер подхватил его под руку, вырвал из вереницы ему подобных и отвел в караулку.
— Кто ты? — спросил он его по-русски, усадив за небольшой дубовый стол.
— Я — номер ноль восемь, — ответил тот по-германски.
— Вижу по нашивке.
— По нашивке, — бездумно повторил зомби. Это был парень лет двадцати семи — двадцати восьми, среднего роста, но с отменно развитой мускулатурой.
По тому, как он все время, но, очевидно, непроизвольно приподнимал левое плечо, Штубер определил, что в свое время этот зомби-воин занимался боксом. Правда, еще одной традиционной приметы — переломленного носового хряща, у него пока что не наблюдалось, тем не менее…
— Как тебя зовут? Имя твое, имя?!
