— Шестеро. Вместе с раненым сержантом.
— Шестеро? Это же целый гарнизон. А ты запаниковал. Орудие действует?
— Уже нет. При нем и сержанта ранило. Остался всего лишь один пулемет.
— Шестеро бойцов, пулемет, гранаты, винтовки… Да в таком мощном доте. Еще можно держаться. Передай сержанту и бойцам, что мы, в «Беркуте», восхищены вашим мужеством. Что вы для нас — пример. Понял? Так и передай. И что время от времени мы будем поддерживать вас огнем своих орудий. Тебе сколько лет? — он задал этот совершенно неуместный сейчас вопрос только потому, что вспомнил Коренко.
— Двадцать пять, товарищ лейтенант, — тихо проговорил Лутаков, и Громову показалось, что он еле сдерживает слезы.
— Божественный возраст. Ровесники мы с тобой, Лутаков. Ровесники — хоть бери да посылай за шампанским. Ну, познакомились… Воюй, солдат.
Выйдя из отсека, он увидел обвешанных автоматами бойцов, которых старшина посылал за оружием. Они несли два рюкзака патронов и несколько гранат.
— Там еще несколько винтовок валяется. Наших, — сказал один из них, складывая оружие в «красном уголке», где уже скопился целый арсенал: около двадцати шмайсеров, пулемет, несколько румынских карабинов, шесть трехлинеек и десятка два гранат.
— Из наших подбирать только патроны. Автоматы хороши для ближнего боя. А нам придется усмирять их издали. Поэтому винтовочные патроны будут в цене.
29
Отсюда, с возвышенности, Гордашу хорошо были видны пылающие прибрежные кварталы города, слышен рокот все приближающейся к его восточным окраинам перестрелки. И даже в пригородном поселке, который оставался чуть правее той лощины, по которой они начали спускаться, уже появились отдельные группы немецких десантников, переправившихся через реку и теперь орудовавших у дотов, в самом центре укрепрайона.
— Может быть, майор с остатками батальона и вырвется из этой волчьей ямы, — отрешенно как-то говорил старший сержант, теперь все время пытавшийся держаться рядом с Гордашем. Ему почему-то казалось, что этот силач способен защитить его от всех бед. Рядом с ним он чувствовал себя защищенным и почти заговоренным. — Он-то, может, и вырвется, но мы уже не успеем. Даже если останемся живы. И вверх, и вниз по реке немцы уже пошли в наступление целыми дивизиями. Это здесь, в городе, наши пока еще сражаются.
— У дота этого хоть какой-нибудь заслон остался? — спросил Гордаш, как только они снова тронулись в путь. Он уже убедился, что речь идет не о «доте Марии», а о сто девятнадцатом, где комендантом младший лейтенант Томенко.
— Остался. Должен остаться.
— Я в этом доте был. Стены крепкие, любой обстрел выдержат. За такими стенами год держаться можно.
— Ты? В этом доте?! — изумился старший сержант. Рядом разорвалась мина, но, заслышав ее вытье, он успел подсечь Гордаша ударом под коленку и сбить его на каменистый склон ложбины. — Когда? — спросил, неуклюже сваливаясь рядом с ним.
— Точно, в этом. Вчера.
— И что, говорил с младшим лейтенантом?
— Перекинулись несколькими словами.
— Значит, он все-таки жив? То есть, тогда он еще был жив? Что ж ты не сказал комбату, что видел его?
— Он не спрашивал.
— Не спрашивал, понятное дело. А как раз сегодня майору сообщили, что немцы оседлали дот и выбивают последних его защитников.
— Почему же к доту пошел не весь батальон, а только ваше отделение?
— Батальон и не должен был идти. — Метрах в десяти от них, по соседней ложбине, медленно поднималась наверх группа раненых, и Гордаш подумал, что, возможно, это и есть те последние, кто прикрывал 119‑й дот. — Никто не должен был. Войска уходят. Майор Томенко сам напросился послать это подкрепление.
— Почему… напросился?
— Да потому, что комендант дота, младший лейтенант Томенко, — его сын. Неужели до сих пор не догадался? Майор хотел ринуться туда с батальоном, чтобы отбить дот и спасти гарнизон.
— …И сына, — согласно качнул головой Гордаш.
Верхний ярус кончился. Теперь нужно было проскочить открытый для немецких автоматчиков участок, чтобы спуститься на нижний, в конце которого находился невидимый отсюда дот. Возле него ошалело грохотал бой.
— Сына-то ему уже не спасти. Погиб младший лейтенант. По телефону из дота сообщили. Успели сообщить, прежде чем связь прервалась. Умер от ран.
— Вот оно, оказывается, в какое подкрепление послал нас майор? Если не сына спасти, то хотя бы его бойцов.
— Выходит, что так, — отрешенно согласился старший сержант. И Гордаша удивило, что сам он безропотно смирился с тем, что именно на его долю выпала эта погибельная и почти безрассудная спасательная экспедиция. Похоже, старший сержант нисколько не осуждал майора Томенко, наоборот, относился к его решению со всем возможным в этой ситуации пониманием.
Впереди показалась невысокая каменистая гряда. Человек пятнадцать бойцов, укрывавшихся за ней, — это было все, что осталось от роты прикрытия.
— Что, хлопцы, оттерла вас немчура? — первым длинной перебежкой пробился к ним Гордаш. — Много их там?
— Да около взвода, — мрачно ответил раненный в плечо старшина Христенко, остававшийся здесь за старшего. — А вы откуда тут взялись?
— Случайные мы.
— Чего же в бой ввязываетесь, если случайные, а не отходите, как все?
— Потому что приказ получили — отбить дот.
— Это ж чей такой приказ? — насмешливо покосился на него старшина, меняя рожок в трофейном шмайсере. Его собственная винтовка болталась у него за спиной, стволом вниз.
— Не знаю. Генерал какой-то скомандовал. Вон, старший сержант подтвердит. Построил нас этот генерал и говорит: «Чтобы через полчаса дот был отбит. И помочь его гарнизону продержаться до утра».
— Шо, правда, гэнэрал? — переспросил старшина Резнюка.
— Та хиба ж таке — про гэнэрала — брешуть? — убил его сержант последним имеющимся у него аргументом.
Бойцы прикрытия переглянулись. Они уже свыклись с мыслью, что войск поблизости много, но до защитников дота им дела нет.
— Пулемет у тебя справный. С таким пулеметом, может, и отобьем, — примирительно согласился старшина, когда последний боец из группы Резнюка залег за камнями. Гордаш видел, что на этого, последнего, немцы устроили настоящую охоту, однако никто из группы старшины не прикрывал его: все берегли патроны. Да и немцы залегли так, что с позиций, занимаемых красноармейцами, выковырять их было трудно.
— Фрицев тут пока немного, — успокаивал своих Христенко. — Основные силы на город бросают. За доты они потом возьмутся.
— Думаете, дот продержится до «потом»? В нем что, смертники?
— Мы теперь уси смэртныкы, — заверил его старшина. — Ты, хлопец, по ложбине попробуй спуститься вниз. Только ползком, незаметно. И ударь из пулемета им во фланг. Если дойдешь вон до того камня — даже краешек окопа у входа в дот увидишь. А мы, как только запоешь им заупокойную, будем прорываться на крышу дота.
