— Только ты меня тоже не выдавай, если попадешься. А то ведь повесят. Или забьют. Сам отчим прибьет. Лютый он на меня… почему-то.
— Значит, тебе тоже несладко, — смягчил тон Андрей. — Ясно. Что в селе говорят про партизан? Отчим что?…
— Да разбили вроде вас всех. А те, что не погибли, ушли в другие леса. А еще говорят-байкуют, что где-то недалеко, в долине, за лесом, нашли два парашюта. Вроде как десантники наши.
— Что-что там нашли?!
— Я сам слышал. Десантники. Вроде к партизанам пробиваются. Они-то думают, что партизаны еще здесь, в этом лесу.
— Слушай, про парашюты — это что, точно?
— Ну.
— Сколько ж их было, парашютистов? Всего двое? Что люди говорят?
— Может, двое, а может, больше, просто эти двое от своих отбились. Отчим говорит-байкует, что за парашютистами немцы будут гоняться до тех пор, пока не выловят. Это партизан они еще терпят, относительно парашютистов приказ другой. Брать-ликвидировать — и все тут.
— Понятно. И на этом спасибо. Кукуй дальше. Если еще кого увидишь, тоже не выдавай. И на вот, возьми, — достал из подсумка банку консервов.
— Нельзя мне, — растерянно оглянулся мальчишка. — Спросят, кто дал.
— В лесу нашел. Вот здесь, в этом распадке. О Беркуте что-нибудь слышал?
— Ну. За главного у них был. Беркут и еще Иванюк. Отчим говорил. Он когда выпьет — байкует, байкует… Мать просит, чтобы молчал, слушать — и то ведь страшно, а он все-все… И кого убили, и кого повесили, и как вешали… И как в участке бьют…
— И что говорят о Беркуте? Где он сейчас?
— Убили. На Змеиной гряде. И зарыли тайком, в чащобе, чтобы партизаны не нашли его могилы.
— Вот как? Уже и зарыли? Лихо это у них получается. Держи!
Мальчишка поймал банку и быстро засунул себе за пазуху.
— Что в ней? — спросил. — Мясо? Рыба?
— Тушенка. Бельгийская.
— Мясо! — радостно похлопал мальчишка рукой по банке на животе. — Хорошо! Завтра тоже попрошусь на это дерево. Будешь возвращаться — иди смело.
— Об этом и хотел тебя просить. И поинтересуйся у отчима о парашютистах. Тяни из него все, что знает. Завтра расскажешь.
«Десантники! Неужели действительно высадили, как обещал Украинский штаб партизанского движения? — размышлял Громов, уже беспечнее направляясь к Залещикам. Места здесь были знакомые, и ему не стоило особого труда пробраться к селу, минуя тропинки и лесные дороги. Тем более что он старался избегать их даже в те времена, когда немцы боялись сунуться в этот лес. — Конечно, германцы могли и выдумать этот десант, чтобы получить право стянуть сюда все имеющиеся военные силы. Мол, большой десант, поэтому и партизаны будут сражаться особенно упорно. К тому же самолеты сбросили им большую партию оружия. Что ж, неплохое оправдание перед командованием. Ну а если парашюты действительно обнаружены?…»
Громов знал, что в последнее время Иванюк несколько раз связывался с Большой землей по рации, имеющейся в небольшом отряде Корчака, базирующемся в соседнем районе, и тоже просил прислать в свой отряд радиста. Кстати, после одного из таких сеансов он под большим секретом сообщил, что в штабе партизанского движения очень интересуются им, Беркутом. Там, оказывается, уже слышали о таком «партизанском лейтенанте» от Корчака, имели сведения о нескольких его операциях, поэтому просили немедленно выяснить, откуда он взялся, настоящую фамилию, действительно ли в совершенстве владеет немецким, сколько людей в группе…
Тогда Громов не придал этому запросу особого значения. Он понимал: группа появилась неожиданно, командир владеет немецким… Это не могло не насторожить людей из Украинского штаба партизанского движения, да и контрразведку тоже. Понимал он также, что Центр, как называл этот штаб Иванюк, очевидно, просил его подробно охарактеризовать Беркута. Хотя Иванюк и скрыл это. Вспомнив обо всем этом, Громов подумал, что, возможно, один из парашютов принадлежал именно тому радисту, которого Центр, наконец, решил направить в отряд Иванюка. А может, и в его группу. Почему бы и не в его? И оружие, взрывчатки пытались подбросить, да только опоздали. Впрочем, операция немцев началась неожиданно… Предупредить Центр было невозможно.
Пришел бы этот чертов Панащук! Вдруг он хоть что-нибудь сообщит о десантниках. Хотя нет, он не сможет прийти. Зная, что в лесах столько немцев и полицаев… Не рискнет. Конечно, не рискнет — и правильно сделает. Разумнее переждать.
50
У скалы Панащука не оказалось. Взобравшись на вершину ее, где когда-то любил устраивать свой наблюдательный пункт Крамарчук, Андрей несколько часов провел там в ожидании полицая, внимательно осматривая при этом дорогу и прицениваясь к оцеплению, которое немцы предусмотрительно выставили не по кромке леса, а по ту сторону дороги, чтобы партизанам труднее было прорываться. Не появился Панащук и после обеда, и Громов понял, что дальше ждать бесполезно. Однако возвращаться к своей землянке ему тоже не хотелось. Он решил дождаться здесь ночи, прорваться на окраину Залещиков и уже оттуда пробираться полями к соседнему лесу.
Полицаи из оцепления вели себя довольно тихо, до Андрея лишь несколько раз долетали отдельные голоса. Лес тоже глушил в своих чащобах всякие звуки, кроме беззаботно-ангельских птичьих голосов. Убаюканный этой обманчивой тишиной, Громов неожиданно для себя уснул, словно провалился в небытие. А проснулся оттого, что еще во сне явственно услышал немецкую речь.
— Ганс! — донесся до его сознания громкий басистый голос. — Ходят слухи, что ты был первоклассным альпинистом. Не хочешь ли прогуляться на этот Эверест?
Громов открыл глаза, лихорадочно нащупал лежавший рядом автомат и, придвинув его к себе, замер, уткнувшись носом в густой, порыжевший под палящими лучами солнца мох.
— Ты бы сам взобрался. Пора сгонять жиры, нагулянные по пражским пивным.
— Отставить лишние разговоры, — вмешался властный голос, принадлежавший, очевидно, офицеру. — И помните: у лесной дороги — заставы полиции. Не перестреляйте их. Все полицаи в форме. Пароль — «Лесной пожар». На немецком. Надеюсь, русские выучили его. Всех, кто не в форме или в форме, но не знает пароля, — задерживать! Рядовой Штиммерман, возьмите катушку и поднимитесь на этот холмик. Вот мой бинокль. Обзор оттуда, думаю, километра на два. Обо всем замеченном немедленно докладывать. Я буду в машине, у шоссе. Бегом за катушкой. Всем остальным — максимум внимания. Идти, не открывая стрельбы и не разговаривая. Обращайте внимание на следы ног, погасшие костры, свежесрубленные ветки, на все подозрительные места. Помните, что на ветках могут зависать остатки парашютных строп.
«Обстоятельный инструктаж, — скептически ухмыльнулся Громов, стараясь не терять самообладания. — Я тоже хорош: нашел убежище!»
Но теперь придется действовать, исходя из обстоятельств, — он это понимал и лихорадочно пытался проанализировать ситуацию.
