— Спасибо за сведения, ефрейтор! Продолжай наблюдение! А ты, Звездослав, выползай потихоньку, выползай. Машина нам еще пригодится.
Решив, что к немцам спешит подкрепление, партизаны, до этого яростно наседавшие со стороны села, сразу же рассеялись по лесу. Шестеро прибывших сюда на двух мотоциклах немцев с трудом верили в свое спасение.
— Господин обер-лейтенант, господин обер-лейтенант! — чуть ли не на четвереньках, не решаясь подняться во весь рост, подбирался к машине старший этой заставы — молоденький прыщеватый обер-ефрейтор. — Вы прибыли вовремя. Если бы не вы… Словом, партизаны отошли к селу.
— Да что вы говорите?! — откровенно поиздевался над ним Беркут. — И вы позволили им уйти?
— Их было около восьми человек.
— Да хоть бы около ста восьмидесяти. Поднимитесь, обер-ефрейтор, и доложите, как положено.
— Но они еще недалеко! — медленно и натужно, словно каждую косточку в отдельности разгибал, выпрямлялся перед ним начальник патруля. — Это было неожиданное, дерзкое нападение.
— То есть партизаны забыли вас предупредить? Понимаю ваше возмущение: совсем озверели!
Обер-ефрейтор был уверен, что прибывшие на машине тотчас же бросятся в погоню за партизанами или хотя бы приготовятся к бою, однако этого не произошло. Офицер молча вышел из кабины и, не подавая никаких команд, невозмутимо осмотрел поле боя.
Видя, что он стоит во весь рост, а его люди спокойно сидят в кузове, мотоциклисты тоже немного успокоились и начали осторожно подниматься, кто из-за дерева, кто из-за камня или из лощины.
— Одного мы все-таки убили, господин обер-лейтенант! — сообщил кто-то из них. — Вот он, повис на пне!
Двое солдат сразу же бросились к убитому и, подхватив его под руки, притащили к ногам Беркута. Партизану было лет семнадцать, не больше. Он все еще судорожно вздрагивал, но перевязывать его прошитую автоматной очередью грудь уже было бессмысленно. Пока «обер-лейтенант» осматривал его, те же солдаты притащили своего, раненного в бедро, ефрейтора.
Пулеметчики опять уселись в коляски замаскированных в кустах мотоциклов, дали еще несколько очередей по кустам, но в ответ выстрелов не последовало. Немцы сразу же угомонились и попытались засыпать офицера вопросами:
— Как идет акция, господин обер-лейтенант?
— Она уже закончилась?
— Нас сменят?
— Быстро перевяжите раненого, — последовал один-единственный ответ. — И прекратите болтовню. Проверьте мотоциклы. Раненого — в машину. Будете сопровождать меня до Жечников.
— Но ведь наших там нет, господин обер-лейтенант, — неуверенно возразил начальник патруля.
— Именно поэтому вам и приказано сопровождать нас.
— Да и село, насколько мне известно, партизанское. Появляться в нем на ночь глядя…
— Расстояние до села?
— Километра три.
— Через полчаса мы должны быть там.
— Да нам и километра проехать не дадут! — буквально взмолился обер-ефрейтор. — Перестреляют.
— Это приказ. И не теряйте времени. Да, партизана положите у дороги. Крестьяне его похоронят. Автомат и патроны — отдайте моим людям. Вы, обер-ефрейтор, на своем мотоцикле едете первым. Второй мотоцикл следует за машиной.
Андрей так и не понял: то ли начальник патруля заподозрил что-то неладное, то ли все еще не мог оправиться после испуга. Да только слишком уж угрюмо и подозрительно осмотрел он невесть откуда появившихся здесь офицера и его машину, проверил магазин своего автомата, и только потом уже дрожащим голосом велел своим подчиненным выполнять приказ господина обер-лейтенанта.
— Вы видите среди моих солдат вон ту польку? — решил немного успокоить его Беркут, отведя чуть подальше от машины.
— Значит, она все же полька… — покачал головой обер-ефрейтор. — Я так сразу и решил.
— Так вот, хотя я и не имею права разглашать эту тайну… Но, чтобы между нами не возникало никакой недосказанности… Это не просто полька, это секретный агент гестапо, — едва слышно проговорил Беркут, подчеркивая конфиденциальность разговора, — которую специально переправили сюда из Кракова.
— Эту?! — скептически осмотрел девушку обер-ефрейтор. — Как секретного агента? Из Кракова?!
Он не то чтобы не верил Беркуту, он в принципе не желал воспринимать поляков в образе союзников. А уж тем более — таких вот смазливых полек!
— Тем не менее, — не стал разочаровывать его лейтенант, — приказано во что бы то ни стало доставить ее в деревню. Причем условлено: в случае нападения партизан мы отступаем, а полька бросается в их объятия, благодаря за спасение.
— И оказывается в партизанском отряде! — озарилось лицо обер-ефрейтора, как у мальчишки, которому случайно удалось разгадать слишком запутанную загадку.
— Вот видите, как вы все правильно поняли.
— Но теперь действительно все проясняется, — облегченно вздохнул обер-ефрейтор. — Хорошо, что вы сообщили мне об агенте. Это многое объясняет. Я скажу своим, что с этой минуты мы выполняем спецзадание гестапо.
— Но без каких-либо подробностей! — великодушно позволил обер-лейтенант.
Через несколько минут после того, как раненого перевязали и усадили в коляску мотоцикла, колонна тронулась в путь. Дорога была слишком узкой, и кроны деревьев сходились прямо над кабиной. Очевидно, она проложена была крестьянскими повозками, никто о состоянии ее не заботился, и теперь она представала в образе классической лесной бандитской дороги, на которой за каждым кустом, каждым изгибом следовало ожидать засады.
И лишь когда машина, натужно взревев, поднялась на невысокое плоскогорье, лес немного расступился, открывая взору путников, с одной стороны — широкую, усеянную валунами и небольшими скалами, долину, а с другой — окаймленные небольшим кустарником холмы.
Ощущая близость врага, Корбач и те трое в кузове уныло притихли. Беркут же, наоборот, чувствовал себя вполне спокойно и почти умиротворенно. Теперь он почему-то был уверен, что оставшиеся километры они преодолеют без особых приключений.
Холмистая местность, которой они продвигались теперь, напоминала невысокое предгорье — удивительно красивое и совершенно неподвластное ни войне, ни человеческим тревогам. Беркута так и подмывало остановить машину, объявить привал и хотя бы несколько минут полежать в густой, нетронутой траве.
«Странно, что партизаны так поспешно ушли! — вдруг возмутился он, как только колонна оставила район недавней стычки. — Это что за война такая?! Они ведь в лесу, а значит, на своей территории. Хотел бы я видеть партизанского командира, который, имея в своем подчинении шестерых бойцов, так безнаказанно позволяет немцам выбираться из лесу».
— Вояки хреновы! — не удержавшись, проговорил он вслух.
— Немцы? — не понял его Корбач. — Да, теперь это уже не те немцы, которые были в начале войны. Спеси меньше, трусливее стали. Вон, сопровождают нас, как миленькие, хотя командир их поначалу явно заподозрил что-то неладное.
