— Думаешь, майор действительно оказался предателем? — тяжело дышал у его правого плеча Мазовецкий. Чуть позади них спокойно, словно на легкой разминке, топал коваными немецкими сапогами Корбач. Беркут заметил, что во время операций Звездослав становится слишком скуп на слова. Но предельно собран и храбр. Если окажется, что его, Беркута, вызывают за линию фронта для подготовки к десанту, он сделает все возможное, чтобы в той, новой, группе оказался и Корбач. Будет просить об этом штабистов.
— Мне бы этого не хотелось, — пощадил Беркут национальные чувства поручика. — Но ситуация странная.
— Тогда зачем бы он прятал Крамарчука от нас? Почему не выдал его немцам? Считаешь, что пытается служить и тем и этим?
Громов устало взглянул на поручика и промолчал. Сам он мог бы задать Мазовецкому те же вопросы. Но есть ли в этом смысл?
— И потом, как объяснить его «откровения»? Какого дьявола он посвятил нас в тайну своего бункера?
— Объяснение может быть только одно: немцы вышли на майора уже после того, как мы отсиделись в его склепе. А там, кто знает: заставили или попросту завербовали.
Прежде чем преодолеть полосу галечника, отделяющую лес от речки, они затаились в кустах и внимательно осмотрелись. Эта небольшая заминка их и спасла. Из-за высившегося на берегу огромного валуна вдруг показалась пилотка. Владелец ее медленно, осторожно поднимался во весь рост.
— Они отходят к возвышенности! — крикнул он кому-то невидимому по-русски. — Давай наперерез!
— Но ведь было приказано сидеть здесь, — проворчал в ответ другой полицай. Он говорил с заметным украинским акцентом и скрывался где-то за береговым обрывом.
— Ну, так всё, отсиделись! Вон они, там! Может, и схватим хотя бы одного! Не за грош, так за спасибо.
Капитан вовремя перехватил ствол автомата Мазовецкого и предостерегающе поднял руку перед лицом Корбача, затаившегося чуть левее его. Полицаев оказалось трое, они прошли в каких-нибудь двадцати метрах от кустарника, и, возникни сейчас иная ситуация… Но партизанам нельзя было выдавать себя. Иногда выигрывает не тот, кто вовремя выстрелил, а тот, кто вовремя снял палец со спускового крючка, — Беркут знал это по собственному опыту. Выждав, пока полицаи зайдут за гряду камней и заросли ельника, он первым метнулся к пролегавшей неподалеку ложбине.
* * *
По подземному пещерному руслу они без особых приключений добрались до выступа, за которым чернел вход в бункер, и Беркут, достигший его первым, прислушался к тому, что происходит внутри. Выстрелы сюда не долетали, за каменной плитой тоже вроде ничего не происходило: ни голосов, ни движений. Но именно эта тишина настораживала его и заставляла все оттягивать и оттягивать мгновение, когда нужно будет отодвинуть плиту и протиснуться в узкое пространство, которым заканчивалась подземная обитель Легионера.
— Позволь мне, — прошептал Мазовецкий, оттесняя капитана от входа. — Я позову Смаржевского по-польски. В меня он не выстрелит. Попробует договориться, завербовать.
Беркут осветил лучом плиту и, погасив фонарик, хлопнул поручика по плечу.
— Подстрахую. Войдешь в пещеру — присядь.
Эта плита-колонна была не тяжелой, но они потратили минут десять, чтобы неслышно сдвинуть ее и дать возможность Владиславу нырнуть в пролом.
— Пан майор, пан майор! — услышал Беркут голос Владислава, стоя за ребром плиты и держа под прицелом проход, в котором едва-едва угадывались отблески фонаря. Он помнил, что одна «летучая мышь» висела в этом подземелье под потолком, другая стояла в неглубокой нише.
— Не стреляйте! — едва различил Беркут негромкий ответ, однако принадлежать Смаржевскому голос не мог.
— Это ты, Крамарчук? Я — Мазовецкий.
Услышав это, Беркут сразу же рванулся в нишу вслед за поручиком.
— Спасай, душа твоя антихристовая! — умолял сержант Крамарчук. — Закрючили меня.
Крамарчук, связанный, избитый, был подвешен на веревке, переброшенной через вбитый в потолок крюк так, что едва касался носками пола.
— Кто здесь был, где они? — негромко спросил Беркут, выхватывая из-за голенища нож и быстро перерезая веревки.
— Поляк и еще какой-то немецкий офицер. Когда завязалась стрельба, они бежали.
— Ты ранен, цел?
— Пока только мордобоем занимались, — зло сплюнул сержант. — Сначала в дипломатию играли, но под конец рассвирепели… Когда один из них присмотрелся и понял, что дал маху.
— Это был Штубер? Немецкий офицер Штубер? Поручик, выгляни. Только осторожно.
— Нет, не он. И по-русски этот плоховато говорит.
— Значит, ждали, пока подъедет Штубер. Офицер, очевидно, командовал взводом, устроившим засаду.
— Смотри, капитан, — удивленно воскликнул поручик, — здесь, в нише, целый арсенал! Три автомата, пистолет, гранаты.
— Поищи хорошенько, здесь и пушку найдешь, — ответил вместо Беркута Крамарчук, одной рукой хватая свой валявшийся на столе немецкий офицерский ремень с двумя пистолетами, а другой — автомат. — Ну, христопродавцы!.. Теперь у меня с вами будет другой разговор. Ты, капитан, тоже хорош. Что ж ты мне не сказал, что в этой берлоге есть еще один выход?
— Думаешь, это пригодилось бы?
— Ты же видишь, как мне везет на каменные склепы!
Мазовецкий осторожно отодвинул прикрывающий основной вход камень-стояк и выглянул. В подземелье проникли первые, едва пробившиеся через частокол сосняка, лучи холодного утреннего солнца. Владиславу оно показалось горным миражом.
Пока он изучал подходы к пещере, все трое быстро разбирали арсенал майора: рожки с патронами, гранаты, запасные обоймы к пистолетам.
— Пора уходить, командир, — первым подал голос Корбач. — Иначе немцам придется вбивать сюда еще несколько крючьев.
— То есть как это — уходить? — нервно рассмеялся Крамарчук. — Ты что?! Не дождавшись хотя бы одного из них?! Да я его на этот же крюк!
— Корбач — на поверхность! — вмешался Беркут. — Замаскируйся. В бой вступаешь в крайнем случае, когда будем отходить. Позицию занимай так, чтобы контролировать оба выхода.
— Капитан, гости! — послышался голос Мазовецкого. — Майор Смаржевский и немец. Буду встречать у входа. — Он юркнул в проход и сразу же задвинул за собой камень.
Андрей прислушался. Под завывание ветра, прорывавшегося в щели между камнями, стрельба то затихала, то вспыхивала с еще более яростной силой. Но при этом явственно удалялась к возвышенности, куда уводила карателей группа младшего лейтенанта. Эти же двое — немецкий и польский офицеры — возвращались, решив, что опасность окончательно миновала. Прозрение их должно было стать жестоким.
Беркут метнулся к висевшей под потолком лампе, погасил ее, оставив гореть только ту, что в нише, и, вернувшись к выходу, прижался к боковой стенке. Крамарчук затаился по другую сторону, втиснувшись в углубление, к которому подступали нары.
