— Так они наступают, или нет?
— Пока нет, — едва пролепетал тот, но все же потянулся рукой к выглядывавшему из лаза автомату. Беркут ударил его ребром ладони по голове, и немец, охнув от неожиданно пронизавшей его боли, вновь осел, прислонившись спиной к стене.
— Много вас там, у входа?
— Сейчас никого. Остальные ищут другие проломы. Нам приказано просачиваться в подземелье и вступать в бой с вами. Сказали, что вас человек двадцать — не больше.
«Если бы двадцать! — с грустью подумал капитан. — Если бы…»
— А сколько всего на плато: батальон, два?
— Не знаю. Клянусь всеми святыми, не знаю. Тут из разных частей. Кроме нашей роты сюда пригнали две роты охранного батальона. Среди «охранников» есть и русские…
— Полицаи?
—Да нет, эти у нас служат, в вермахте. Пощадите, господин офицер. Надеюсь, вы тоже немец? Пощадите.
— Щадят только немцы? — улыбнулся своей жестокой улыбкой Беркут. Впрочем, пленный вряд ли смог разглядеть ее. — Значит, русские служат в охранном батальоне, так я понял?
— Истинно так. И еще пригнали отряд полицаев. Они остались в конце этого проклятого каменного поля. Да оно уже все оцеплено, но, говорят, вот-вот должны подбросить еще и роту эсэсовцев.
— Вот как? Слишком много внимания. Но, кроме всего этого, я слышал лязг гусениц. Появились танки?
— Три легких танка и три самоходки. Чтобы не дать высадиться здесь русским. Стало известно, что косу вы удерживали, как плацдарм, чтобы облегчить наступление своих войск.
«Ну, уж это вы могли бы понять намного раньше, — великодушно пожурил штабистов противника Беркут, — Нашли стратегическую тайну!»…
— Кто руководит всей этой операцией против нас?
— Теперь уже какой-то чин из СД. Эсэсовец. Вроде и ранг небольшой, но приказывает даже нашим пехотным полковникам.
— Почему из СД? — почти машинально поинтересовался Беркут, не рассчитывая, что этот обер-ефрейтор, — насколько он смог разглядеть его знаки различия, — даст ему вразумительный совет.
— Когда нас посылали сюда, то уведомили, что русскими руководит опытный диверсант, которого давно пытаются схватить СД и армейская контрразведка. Он переодевается в форму немецкого офицера… — и вдруг обер-ефрейтор умолк. Теперь он сам уже испуганно приподнялся, неотрывно глядя на Беркута.
Капитан понял, что тот хотел сказать: «…И хорошо владеет немецким», и что он только теперь сообразил, в чьих руках находится.
— Говори-говори, что ты умолк?
— Пощадите, господин Беркут… — вдруг вновь взмолился пленный.
— «Беркут»?! От кого ваше командование узнало, что комендантом этого гарнизона является Беркут? — резко спросил капитан.
— Кажется, от перебежчика. Появился какой-то перебежчик. Об этом тоже говорили между собой офицеры. Как и о чине СД.
«Неужели ефрейтор Арзамасцев? — резануло по сердцу Беркута. — Услужил-таки последней земной услугой. Трусость в самой основе своей подлая. И мстит за себя подло. Даже после гибели!».
— Постарайся уточнить: это был перебежчик, или кто-то из пленных, которого схватили ваши? Вспомни, вспомни, обер-ефрейтор.
— Кажется, они все же говорили о перебежчике. О дезертире. Но об этом вам лучше спросить у нашего лейтенанта.
— Это ж у какого, который остался в штольне? — приблизился к пленному Мальчевский, сумевший понять последнюю фразу немца. — Так тот уже свое отговорил и послал к тебе, обер-фюрер, двоюродный тесть герцога Амстердамского.
— Брось, сержант.
— Я-я, «брось, сержант»! — почти без акцента скопировал русские слова обер-ефрейтор.
— В клетку посажу, попугай неаполитанский, — пригрозил Мальчевский.
— И последний вопрос, обер-ефрейтор. Как фамилия того чина из СД?
— Не знаю. Клянусь богом. Об этом лучше спросите…
— У лейтенанта? Шутник ты, обер-ефрейтор. Ну хоть чин, чин его! Возможно, гауптштурмфюрер?
— Возможно.
— Гауптштурмфюрер Штубер?
— Видит бог, этого я не знаю.
— Может, мы его отпустим? — вмешался Мальчевский. — Пусть пойдет расспросит у своего лейтенанта, а мы подождем, торопиться-то нам особо некуда. Кстати, узнали мы от него все равно не больше, чем от ведьмы Сивиллы на святом суде инквизиции.
— Фантазия у тебя… Собери гранаты и магазины. Да, было бы хорошо, если бы уцелел хотя бы один фонарик. А ты, обер-ефрейтор, — перешел на немецкий, — действительно свободен. Коль уж оказался в плену, да к тому же ответил на вопросы, убивать не стану. Уползай.
— Но вы не станете стрелять в меня?…
— Не хватало еще, чтобы я расстреливал твою задницу.
— Вы благородный человек.
— Лучше передай своим, чтобы впредь они сюда не совались. Весь этот храм заминирован.
— Так и передам.
— Только попробуй не передать, выкидыш рейхc-гориллы, — пригрозил ему Мальчевский. — И «шмайссер» твой пока что у нас останется, как в ломбарде. Так что ты уж извини.
* * *
Пока немец, дрожа от страха, кряхтя и бормоча слова молитвы, протискивал свое располневшее тело через пролом, словно через чрево удава, Мальчевский сумел отыскать три уцелевших гранаты и два фонарика. Магазины с патронами он сразу же бросал в вещмешок, который как раз для сбора трофеев и предназначался.
— Ну что, фриц, дополз? — подошел младший сержант к лисьему лазу.
— Доползает, — молвил Беркут.
— Не торопится, утопленник иорданский, — осуждающе признал Сергей. А как только обер-ефрейтор на четвереньках добрался до лощины перед проломом и попытался подняться, срезал его автоматной очередью.
— Ты что?! — ошеломленно отшвырнул капитан Мальчевского от пролома. Но уже было поздно. Немец упал, навалившись грудью на отверстие пролома, словно пытался закрыть ею амбразуру дота. — Я же отпустил его! — задохнулся Беркут от возмущения. — Он пленный, и я…
— Пардон, по ту сторону он уже не пленный, а вполне полноценный враг, — впервые за все время, которое знал его Беркут, резко возразил Мальчевский.
— Это уж мне решать.
— А мне казалось, что на войне все решает пуля. Через пять минут этот Ганс подобрал бы автомат ближайшего убитого фрица и вновь явился бы по мою душу. Или, может, он поклялся на Библии, что впредь не возьмет в руки оружие и дезертирует из вермахта?
— Прекрати, Мальчевский, — решительно покачал головой Беркут, морщась так, словно страдал от сильной зубной боли.
— Вот видите, и вы уже раскаиваетесь, — по-своему истолковал эту его реакцию младший сержант. — А если фриц не поклялся, тогда определите его в лагерь военнопленных, товарищ капитан. И уж там младсерж Мальчевский его не тронет.
